На площади царила глубокая тишина, нарушаемая лишь траурным криком нескольких урубу, несших свою вахту на виселицах пятнадцати повешенных. Не было слышно даже шагов часового, расхаживавшего перед дворцом губернатора, мрачно возвышавшимся перед виселицами.
Прижимаясь к стенам или прячась за стволами пальм, Корсар, Кармо и африканец медленно продвигались вперед. Прислушиваясь к каждому долетавшему до них звуку, они вглядывались в темноту и не выпускали оружия из рук, стараясь как можно незаметнее подобраться к казненным.
Время от времени, когда на обширной площади раздавался какой-нибудь подозрительный шум, они замирали в тени пальм или под навесом какой-нибудь двери, тревожно дожидаясь, когда на площади вновь воцарится тишина.
Они были уже в нескольких шагах от первой виселицы, на которой болтался какой-то полуобнаженный бедняк, раскачиваемый ночным ветром, как вдруг Корсар указал товарищам на чью-то тень, маячившую возле дворца губернатора.
– Тысяча акул! – пробормотал Кармо. – Часовой!.. Он испортит все дело.
– Да, но у Моко силенки еще не иссякли, – сказал африканец. – Я притащу вам этого солдата.
– И заработаешь пулю в живот, дружище.
Африканец ухмыльнулся, обнажив два ряда крепких, как из слоновой кости, острых зубов, и ответил:
– Моко хитер и умеет ползать не хуже змей, которых он дрессирует.
– Тогда иди, – сказал Корсар. – Прежде чем спорить, хочу посмотреть, на что ты способен.
– Вы не пожалеете, хозяин. Он дастся мне в руки не хуже кайманов, за которыми я охочусь в лагуне.
Сняв с пояса тонкий шнур из плетеной кожи, который оканчивался петлей и напоминал настоящее лассо, применяемое мексиканскими vagueros[9] для отлова быков, он молча удалился без малейшего шума.
Корсар внимательно следил за ним из-за ствола пальмы, восхищаясь отвагой африканца, почти безоружным решившего пойти на хорошо вооруженного часового, который наверняка окажет ему сопротивление.
– Молодец! – сказал Кармо.
Корсар утвердительно кивнул, но не произнес ни слова. Он продолжал следить за африканцем, который змеей извивался по земле, медленно приближаясь к дворцу губернатора.
В это время солдат, дойдя до угла, повернул и пошел к главному входу. Он был вооружен алебардой и шпагой, болтавшейся сбоку.
Видя, что часовой повернулся к нему спиной, Моко пополз быстрее, не выпуская из рук лассо. Когда до солдата оставалось не более двенадцати шагов, он быстро вскочил на ноги, два или три раза взмахнул веревкой и затем уверенно пустил ее вперед. Послышался легкий свист, затем приглушенный крик, и солдат рухнул наземь, выпустив из рук алебарду и отчаянно болтая в воздухе руками и ногами.
Плотно заткнув часовому рот кушаком, Моко крепко связал его и взвалил себе на плечи. Через несколько секунд он был уже возле капитана.
– Вот, – сказал он Корсару, сваливая пленника к его ногам.
– Молодец, – похвалил Корсар. – Привяжи его к дереву и следуй за мной.
Африканец с помощью Кармо выполнил приказание, затем оба догнали Корсара, не спускавшего глаз с качавшихся на виселице.
Дойдя до середины площади, капитан остановился перед одним из казненных, одетым в красную куртку, у которого, словно в насмешку, изо рта торчал окурок сигары.
При виде его Корсар испустил крик ужаса.
– Проклятие! – воскликнул он. – Они не щадят даже мертвых…
Послышалось его глухое рыдание.
– Сеньор, – сказал Кармо взволнованно, – возьмите себя в руки.
Корсар указал ему на повешенного.
– Сию минуту, капитан, – ответил Кармо.
Зажав в зубах нож, африканец вскарабкался на виселицу. Одним взмахом перерезав веревку, он опустил тело на землю.
Кармо ждал его внизу. Флибустьер осторожно принял тело Красного Корсара и завернул в черный плащ, протянутый капитаном.
– Пошли, – сказал со вздохом Корсар. – Пусть теперь океан примет храбреца…
Африканец взял казненного на руки, прикрыл хорошенько плащом, затем все трое в тягостном молчании покинули площадь.
Дойдя до конца площади, Корсар оглянулся в последний раз на четырнадцать повешенных, чьи тела мрачно чернели в ночи, и грустно сказал:
– Прощайте, бесстрашные храбрецы, прощайте, друзья Красного Корсара! Скоро мы отомстим за вас… – Устремив горящий взор на дворец губернатора, возвышавшийся в глубине площади, он мрачно добавил: – Между мной и тобой, Ван Гульд, стоит смерть!..
Они пустились в путь, стараясь как можно скорее выбраться из Маракайбо и вернуться к себе на корабль. Их ничто больше не удерживало в этом городе, на улицах которого после ссоры в таверне они не чувствовали себя в безопасности.
Флибустьеры прошли уже три или четыре пустынных переулка, как вдруг Кармо, шедшему впереди, показалось, что в темной подворотне одного из домов кто-то прячется.
– Не торопитесь, – прошептал он, обращаясь к товарищам. – Если зрение меня не обманывает, то нас, кажется, кое-кто поджидает.
– Где? – спросил Корсар.
– Там, внизу.
– Быть может, те же пьянчуги из таверны?
– Тысяча акул! Неужели опять пятеро басков с навахами?
– Пятеро нам не страшны, и они еще пожалеют, что устроили нам засаду, – сказал Корсар, обнажая шпагу.
– Моя абордажная сабля живо притупит их навахи, – проговорил Кармо.
Трое мужчин, закутанные в широкие плащи с бахромой, вышли из подворотни и заняли проход справа, а двое других, до поры прятавшиеся за оставленной кем-то телегой, преградили путникам дорогу слева.
– Это баски, – произнес Кармо. – Я вижу, как блестят навахи у них на поясе.
– Займись-ка двумя слева, а я возьму на себя троих справа, – сказал Корсар. – А ты, Моко, не беспокойся о нас и ступай прочь со своей ношей. Дожидайся нас на опушке леса.
Пятеро басков сняли плащи и, сложив их вчетверо, набросили на левую руку. Затем каждый открыл нож, острый, как клинок шпаги.
– Ого! – сказал один из них, которого Кармо толкнул в таверне. – Видать, мы не ошиблись, это они и есть!
– Подите прочь! – закричал Корсар, шедший впереди своих товарищей.
– Не торопитесь, кабальеро, – сказал один из басков, выступая вперед.
– Чего тебе надо?
– Выяснить одну мелочь, которая не дает нам покоя.
– А именно?
– Мы хотели бы знать, кто вы такой, кабальеро.
– Человек, убивающий всех, кто встает у него на пути, – ответил Корсар, наступая на баска со шпагой в руках.
– Тогда я вам скажу, кабальеро, что вы имеете дело с людьми, не ведающими страха, и вам не удастся расправиться с нами, как с тем беднягой, которого вы пригвоздили к стене. Ваше имя и ваше звание, иначе вы не уйдете живым из Маракайбо! Мы находимся на службе у
