Нацистскому "генеральному инспектору" предложили встретиться с теми, кого он назвал "ключевыми фигурами американского движения". Это должно было произойти на следующий день вечером, и Квадратт предложил достать приглашение для Ланни, который принял его с удовольствием. Капитан, по его словам, никогда не выступал с публичными речами, но был бы рад доверительно поговорить с руководителями, и особенно с теми, кто был в состоянии выделить средства, так необходимые для строительства любого нового движения. Встреча должна была состояться в доме мисс Ван Зандт в нижней части Пятой авеню, в настоящее время занятой предприятиями пошива дамского платья и книжными издательствами. Квадратт пояснил, что эта пожилая дама была слегка чокнутой, но безвредной, и набитой деньгами. Он добавил, что в Америке только женщины имеют деньги, и нужно смириться со скукой и неудобствами для того, чтобы получить их. Ланни заметил, что это не так сильно отличается от положения в Германии. Он упомянул Бехштейнхаус в Бергхофе, названный в честь вдовы производителя фортепиано, который финансировал фюрера всё начало его борьбы. Это был достойный прецедент.
В восемь вечера на следующий вечер Ланни выходил из такси перед древним кирпичным особняком. Старый слуга, одетый в чёрное, открыл перед ним дверь. Там он встретил и слушал самых странных представителей интеллектуалов высшего класса, с которыми ему когда-либо довелось столкнуться. Его хозяйка, высокая, худая, с седыми волосами, и в пенсне приветствовала его у входа в ее гостиную. Она была одета в длинное до пола черное шелковое платье с длинными рукавами, в котором ее пра-пра-бабка может посещала похороны в церкви Грейс. Эта леди с родословной, уходившей во времена голландского Нью-Йорка, унаследовала небольшую семейную ферму, территория которой теперь покрыта небоскребами, платящими ей огромные деньги. Когда она выходила на прогулку, то несла выцветший зеленый шелковый зонтик, а когда приглашала гостей, то предлагала им довольно дешевые прохладительные напитки, но, не колеблясь, выпишет чек на пять тысяч долларов, когда благовидный бывший поэт убедит ее, что его новая книга поможет изгнать красных из их окопов в близлежащем Юнион-сквер.
На это суаре "слегка чокнутая" леди пригласила богатых людей, с которыми стоило встретиться нацистскому Юнкеру. Среди них был белый русский граф. Белый в политическом, а не географическом смысле, с трудным именем Анастасий Андреевич Вонсяцкой-Вонсяцкий. (Ланни никогда не узнает, зачем повторялась с изменением его фамилия.) Он был гигантом с огромными руками и толстыми губами, из которых исходил глубокий урчащий голос. Он женился на богатой вдове на два десятка лет старше себя, и теперь муштровал нацистских штурмовиков на ее огромном поместье в штате Коннектикут. Там же он редактировал и публиковал на русском языке журнал под названием Фашист и послал оружие мексиканским Золотым Рубашкам. И все это делал совершенно открыто, хвастаясь своим громогласным голосом.
А потом круглолицый с мягким голосом американец с седыми волосами похожий на ученого, который унаследовал состояние от бумажного производства. Он приобрел литературный журнал и превратил его в орган американского фашизма. Сьюард Коллинз вежливо объяснил Ланни Бэдду, что Беллок обратил его в "Дистрибутизм". Он хотел вернуться в средневековье, где все имели и возделывали небольшие участки земли. Он ненавидел капитализм, и терпел нацистов, потому что он думал, что они разрушат эту злую систему. Он считал антисемитизм ошибкой, но даже при этом создал книжный магазин по продаже всех видов фашистской литературы.
Ведущим мозговым трестом этой компании был уроженец Джорджии в Америке, а не Грузии в России, тёмноволосый и кудрявый выпускник Гарвардского университета и сотрудник Государственного департамента в счастливые дни до Нового курса. Лоуренс Деннис написал три книги, пропагандирующие и прогнозирующие фашизм для своей страны. Теперь он издавал в деловой части города бюллетень под названием Weekly Foreign Letter. Он был готов везде защищать тезис, что "демократия" была вредной мечтой, что массы никогда не были способны к самоуправлению и никогда не будут. Он был ревностным защитником Франко, и в этом был поддержан двумя другими гостями. Элегантным старым джентльменом, мистером Кастлом, который был заместителем госсекретаря при Гувере, и проницательным и влиятельным мистером Хартом. Ему, как сказали Ланни, некие крупные корпорации платили десять тысяч долларов в год, чтобы противостоять любой форме социального законодательства, которую можно было придумать.
Армия была представлена на этой встрече генерал-майором Мозли, к которому все относились с большим уважением. Будущая партия "Националист" рассматривала его кандидатом на пост президента. Он предложил идею стерилизовать беженцев из Европы. Военно-морской флот представлял лейтенант-коммандер Спаффорд, который, в соответствии с традициями военно-морского флота, помалкивал. Пресса была представлена маленькой газетой города с самым большим тиражом.
Одна из женщин гостей этого самого высокого класса социального мероприятия довезла Ланни до его отеля, а по дороге заметила, что если посчитать богатство представленных там гостей, то сумма составила бы пару миллиардов долларов. Ланни лег спать в состоянии глубокой депрессии. На следующее утро, чтобы подбодрить себя и умиротворить Труди-призрака, он вложил банкноту в тысячу долларов в конверт вместе с отпечатанной, но не подписанной запиской: "Для борьбы с антисемитизмом в Нью-Йорке". Он отправил письмо либеральному священнослужителю города, тому же, кому, больше года назад, он доверил прибыль от продажи картины Гойи. Перед отплытием в Европу, секретный агент написал рапорт своему начальнику, заключив его такими словами: "У Америки есть все, что было у Германии, когда гитлеризм был в яйце".
Глава двадцать пятая
Пращи и Стрелы[84]
IЛанни добрался пароходом в Гавр, а затем на очень медленном поезде в Кале, где он оставил свой автомобиль. Он прибыл в Париж, где встретил Золтана, только что вернувшегося из Лондона с новостями о продажах в салоне Кристи и о других вопросах искусства. Они вместе посетили весенний салон в поисках новых талантов, но нашли в основном банальности потому, что эти двое были чрезвычайно привередливыми джентльменами. Когда они будут слишком удручённы окружающим их миром, они отправятся в Лувр или в Пти-Пале и будут общаться со старыми мастерами, которые действительно умели рисовать, или так думали эти эксперты. Они отобедали вместе в открытом кафе на Ронд-Пуант. Весеннее солнце было восхитительно, кругом беззаботные толпы, а пыльца цветов каштана попадала на их стол, добавляя в их пищу витамин А. Они говорили о проведённых сделках и о планируемых, и жизнь казалась удивительной, если думать только о своих личных делах.
Политическая ситуация действительно удручала любого социалиста. Армии Франко вышли к Средиземному морю, таким образом, разделив силы лоялистов на две части. Все согласились, что позиция правительства была безнадежна. То есть
