Чем дальше продвигался поезд на юг, тем становилось жарче и ближе к войне. Поезда иногда бомбили. Корабли и малые суда торпедировали и были выброшены на берег, где можно было увидеть их обломки из поезда. Мало кто ехал в Валенсию без крайней необходимости. Её часто бомбили, и её защита была недостаточной. Это было место правительства с тех пор, как началось осада Мадрида десять месяцев назад. Теперь правительство планирует переехать в Барселону, так сообщили люди в поезде. Некоторые департаменты уже переехали. Итальянцы давили на юге страны, в то время как Франко с его маврами, монархической милицией и частями итальянской армии воевал на реке Эбро, где Ланни некогда прятал свою машину в то время, как фашисты искали его. Франко терпел сильное поражение, так сообщали отчеты, и каждый ликовал по этому поводу.
Жена Рауля написала ему, что из дома к нему едет "друг" с новостями. Рауль без труда догадался, кто это был, и ждал на сильно разбомбленной станции. Он был на несколько лет моложе Ланни, но его темные волосы уже покрылись проседью, а лицо глубокими морщинами. Он выглядел намного старше, чем когда Ланни видел его в последний раз во время первой атаки на Мадрид. У него был высокий лоб и тонкие черты. Тонкий нос, с ноздрями, которые, казалось, дрожали, когда он был глубоко тронут, что было часто, потому что он был возбудим и впечатлителен. Люди называют это "духовным" типом лица, но для Ланни это означало недоедание. Он был уверен, что его испанский друг не имел нормальной пищи в течение многих месяцев, и, когда передал тяжелый пакет, он сказал: "Здесь шоколад".
"Вот, хорошо!" — воскликнул Рауль. — "Весь персонал будет рад!" Ланни подумал, как характерно! Он собирался поделиться им со всем Иностранным пресс-бюро! Предвидя это, Ланни приобрел изрядный запас.
IIIВновь прибывший быстро объяснил: "Я не хочу никакой рекламы своего приезда. У меня есть несколько важных поручений, а затем я должен уехать. Я не хочу появляться в отеле. Можете взять меня куда-нибудь, где мы можем спокойно поговорить?"
— Я устрою вас в моей комнате, если вы стерпите неудобства.
— Всё в порядке. Пойдем.
Жители Валенсии не имели бензина и ели своих лошадей и ослов. Но на станции было несколько старомодных кабриолетов, и двое друзей и их багаж были доставлены к одному из небольших отелей, которых освободили для государственных служащих. У Рауля была небольшая комната с одной койкой. И это была его идея, что Ланни займёт койку, а он будет спать на полу. Ланни сказал: "Я не останусь на этих условиях", и они начали спор, который мог бы длиться довольно долгое время.
Ланни резко сменил эту тему, сказав: "Я хочу, чтобы вы съели хотя бы одну плитку шоколада". Он открыл пакет, но за счет тепла его содержимое растаяло. Пришлось разворачивать плитку и слизывать шоколад с бумаги. Не совсем достойная процедура, но полуголодный человек не стал церемониться, когда Ланни уговорил Рауля лизнуть. И скоро его рот, и все вокруг него, окрасилось в насыщенный блестящий коричневый цвет.
Ланни начал: "Вы случайно не помните капитана Герцога, которого мы видели, марширующим с Интернациональной бригадой в Мадриде?"
— Помню. О нём хорошие отзывы в бригаде Тельмана.
— Он все еще жив?
— Ну, вы знаете, как это на войне. Я мог бы и не услышать, если с ним что-нибудь случилось.
— Можете ли вы узнать?
— Я могу узнать, где он находится, и есть ли какие-либо последние новости о нем. Его рота воюет на фронте в Бельчите, я абсолютно уверен.
— Мне надо обязательно поговорить с ним. У меня есть послание от подполья в Германии, я обещал не говорить об этом, но вы поймете, что это важное партийное дело.
"Конечно, Ланни. Но будет не так легко попасть на фронт, не привлекая внимания. Мы постоянно принимаем иностранных журналистов. Но если вы поедите вместе, то они будут знать, кто вы, и у них не будет никаких оснований не упоминать вас". — Рауль назвал всех по списку. Это был список гордости американских писателей, которые приняли дело испанского народа, как своё собственное. Все они были сейчас или побывали недавно в Валенсии: Эрнест Хемингуэй, Винсент Шеин, Дороти Паркер, Элиот Пол, Луис Фишер, Анна Луиза Стронг, Альберт Рис Вильямс. Они предприняли долгое и опасное путешествие и превратили его в дело совести. Они превратили кровь своих сердец в горящие слова в попытке преодолеть тупую инерции масс, чтобы заставить народ Америки понять смысл этого насилия над демократией.
Ланни сказал: "Я встречался со многими из них, и они меня узнают. Так дело не пойдёт".
"Вы должны понять", — объяснил его друг, — "Я не босс. Я должен доложить моему начальнику, и я должен представить дело так, чтобы убедить его".
— Вы не могли бы сказать, что это кто-то с посланием для Герцога, скажем, по семейным обстоятельствам.
— Ответ на это будет: Пусть человек напишет Герцогу, и если Герцог захочет увидеть его, то пусть сделает заявление. Все это может занять некоторое время.
— Не могли бы вы поручить кому-нибудь переправить меня туда?
— Не в военное время, Ланни. Вас примут за шпиона, и вы можете попасть в серьезные неприятности. Я, конечно, имею в виду гласность.
— Заподозрить меня в качестве фашистского шпиона было бы не так плохо с точки зрения того, что я делаю. Намного лучше, чем быть другом красных.
— Да, но вам, возможно, придется оправдываться, прежде чем вам позволят выехать отсюда. И это доставит мне большие неприятности. Это может сделать невозможным для меня быть полезным здесь. Вы должны понимать, я наполовину иностранец, потому что я так долго жил во Франции. Мы сбиты с толку шпионами и диверсантами, а также подозрениями и страхами о них. После того как вас заподозрили, вы уже виновны.
— Тогда, возможно, не разумно для вас прятать незнакомца в своей комнате здесь.
— Это не будет хорошо, если будет длиться очень долго, и пока я не смогу представить вас
