Павел навёл автомат на кабину последней машины. Пригляделся и с трудом различил трёх фашистов, сидевших внутри. Луна хорошо освещала капот и помятую крышу, но глубокая тень закрывала фигуры во вражеской форме. Черты лица смазались в единое целое и смотрелись белесым пятном на фоне густой черноты.
«Это и к лучшему, – подумал вдруг парень. – Не останутся в памяти и не будут мне сниться потом по ночам».
– Огонь! – крикнул Олег, и Павел нажал на курок. Две длинные очереди грохнули почти одновременно. В ушах зашумело от множества выстрелов. Автомат запрыгал в руках, как живой. Отдача повела ствол налево. Кусочки свинца ударили в широкий моторный отсек, и двигатель немедленно смолк.
Заметив свой промах, парень сделал небольшую поправку. Поднял прицел вверх на полметра и снова вдавил пусковую скобу. Строчка пуль прошла выше, чем раньше. Нашла свои цели и перечеркнула три чужих силуэта. Фашисты задёргались так, словно по ним пропустили сильный электрический ток. Затем фрицы разом обмякли и безвольно сползли на пол кабины.
Павел перевёл автомат на другую машину и заметил, что она свернула с просёлка. Видно, водитель услышал стрельбу. Вывернул руль влево, насколько возможно, и нажал на педаль подачи бензина. Грузовик съехал с дороги. Перевалил через обочину и рванулся вперёд по целинной степи.
Теперь перед парнем маячила не кабина, а задний борт автомобиля. Боец не стал размышлять, что ему делать, а послал короткую очередь прямо сквозь матерчатый тент. Тяжёлые пули прошили брезент. Пробили тонкую жесть кабины и спинки сидений. Вонзились в тела трёх фашистов и убили их ещё до того, как они успели открыть помятые дверцы.
Машина влетела в какую-то яму. Передний мост, уже повреждённый во время атаки, не вынес такого удара и развалился на части. Колёса тотчас подломились. Моторный отсек врезался в землю, и грузовик встал словно вкопанный.
Парень отметил, что весь конвой застыл неподвижно. Увидел, как Олег прекратил огонь. Отложил автомат и взял «М-24», лежавшую рядом. Павел тоже схватил «колотушку». Рванул за шнурок. Размахнулся и швырнул непривычный снаряд в последний автомобиль.
Провожая взглядом гранату, летящую в воздухе, он поднял вторую. Выдернул шнур и бросил в третью машину. Увидел, как она устремилась к заднему борту. Проскочила в дыру под брезентовым тентом, откинутым кверху. Влетела внутрь кузова и упала на груду шевелящихся тел.
Раздался негромкий хлопок. По глазам ударила яркая вспышка. Справа и слева послышалась серия приглушенных взрывов, а вслед за ними над степью раздался вой, исполненный нестерпимой боли и муки.
Десятки фашистов погибли от осколков снарядов, привезённых в Россию из Великой Германии. Ещё больше стрелков получили страшные рваные раны и стали терять свою драгоценную кровь, словно свиньи, попавшие под нож мясника.
Олег и Павел бросили ещё по гранате под каждую из четвёрки машин. Услышали новые взрывы и увидели, как грузовики небольшого конвоя вспыхнули один за другим, словно большие костры.
Каждый раз повторялась одна и та же картина. Спустя десяток секунд жар добирался до бака с бензином, пробитого осколками во многих местах. Пламя вспухало ослепительным шаром, и всё, что могло загореться, пылало, словно в кромешном аду. Сквозь треск огня, пожиравшего резину и дерево, слышался жуткий нечеловеческий вопль умирающих фрицев.
Насколько видел Павел, никто из фашистов не смог покинуть машины живым. Те, кто находился в кабинах, были убиты автоматными очередями, а тех, кто сидел в кузовах, сжало резкими остановками в плотный клубок. Да так сильно, что они не успели подняться на ноги до взрывов гранат.
Лишь пять-шесть фигур, объятых огнём, всё-таки умудрились выпасть наружу. Размахивая пылающими конечностями, они свалились на землю, но так и остались лежать, словно кучи догорающей ветоши.
– Уходим отсюда, – сказал командир. Поднял свой «шмайссер». Сложил стальной приклад и надел ремешок автомата на шею. Взял в руки две неиспользованные гранаты. Вложил в полые рукояти шнурки с кругляшами и накрутил сверху защитные колпачки. Одну протянул напарнику. Другую сунул за пояс, словно топор. Обычно так поступают сельские жители, когда идут в лес за дровами или ещё по какой-либо надобности. Например, пограбить проезжих купцов.
Затем Олег подался на метр назад и, не поднимая макушки над вершиной пригорка, присел на корточки. Придерживаясь руками за склон, сполз в таком положении вниз. Оказался возле подошвы возвышенности и подождал, пока спустится Павел.
С другой стороны бугра пылал фашистский конвой. Свет освещал степь вокруг на сотню шагов, но там, где стояли бойцы, лежала плотная тень. Оставаясь под защитой пригорка, красноармейцы отошли от места атаки метров на двести. Сменили опустевшие магазины на полные.
Не глядя на затухавший огромный костёр, вновь выбрались на просёлок и вернулись к овражку, где стоял мотоцикл. Спустились в неглубокую яму. Подошли к трёхколёсному другу, и Павел спросил:
– Ну что, поехали дальше?
– А куда нам теперь торопиться? – зевнул во весь рот командир. – Фрицы идут впереди пешим маршем. Если мы тронемся прямо сейчас, то уже через час догоним их последнюю роту, и что мы тогда будем делать? Вдвоём убьём всех врагов? Вряд ли у нас это получится. Они теперь очень напуганы. Как только услышат, что тарахтит мотоцикл, развернут «ручники» в сторону, откуда доносится шум, и врежут по нам со всей дури. Так что лучше остаться на месте.
– А вдруг они заметили зарево от горящих машин? Офицеры решат проверить, что стало с конвоем, и пошлют сюда роту стрелков? – засомневался Павел. Он хотел сказать, что нужно ехать не вперёд, а назад, но не успел.
– Никто сюда не придёт, – отмахнулся сержант. – Им нужно спешить на восток, а то, что случилось с ранеными стрелками, офицеров уже не волнует. Они сделали всё, что могли. Посадили в машины, дали охрану, а остальное не их забота. Пусть об этом болит голова у тылового начальства. Так что давай съедим то, что у нас осталось в заначке. После ужина я пойду спать, а ты остаёшься нас караулить. Часа в три пополуночи я тебя заменю. Потом разбужу на рассвете, и мы тронемся в путь, к Сталинграду.
Олег порылся в опустевшем мешке и достал из него четыре ржаных сухаря. Два протянул напарнику, а два оставил себе. Расстелил свою шинель на траве. Опустился сверху на плотную ткань и занялся немудрёной едой. Запил скромную пищу водой из фляжки. Лег на бок и тотчас уснул.
Павел подошёл к мотоциклу и сел возле него на тёплую землю. Устало вытянул гудящие ноги. Привалился спиной к боку коляски и стал сторожить. Час или два он вертел головой, слушал, как стрекочут цикады в степи. Крепился изо всех своих сил и старался не спать.
Скоро парень почувствовал, что дремота вот-вот одолеет. Достал из кармана
