Множество тяжёлых цилиндриков ударило по пешей колонне фашистов, и кусочки свинца стали срезать ненавистных врагов одного за другим. Следом за длинными очередями затрещало около сотни винтовок. Часть из них била в машины, другие стреляли по идущим солдатам.
Раскалённые пули впивались в тела немецких стрелков. Кромсали грубую кожу и прочные мышцы. Рвали сосуды и сухожилия в клочья. Дробили кости на мелкие части. Вырывали ошмётки мяса и выбивали наружу фонтанчики дымящейся крови.
Фрицы падали в пыль, словно стебли травы, срезанные острой косой. Счастливчики умирали мгновенно. Другие валились на землю. Хватались за ужасные раны руками и угасали со страшными воплями на посиневших губах. Третьи бились в мучительных судорогах, не способные сдвинуться с места. Этим несчастным не повезло больше всего: у них был перебит позвоночник. Таким оставалось только лежать, будто бревно, и страдать от бессилия.
Первая рота стрелков погибла под ураганным огнём почти в полном составе. Водители и пассажиры двух уцелевших машин разделили их участь. Несколько пуль попали в ящики, где лежали гранаты и взрыватели мин.
Два оглушительных взрыва грохнули один за другим. Осколки металла брызнули в разные стороны и большею частью попали в фашистов, идущих за парой автомобилей. Они смели тех, кто ещё стоял на ногах, и превратили всех остальных в кровавое месиво.
Услышав стрельбу, стрелки других рот бросили ту поклажу, что несли на плечах, и рванулись вон из пешей колонны. Многие развернулись на месте и побежали налево, к балке, которая лежала метрах в ста от дороги.
Над краем обрыва показалось полсотни советских пилоток. Послышалась команда «Бросай!».
В воздух взвилось два десятка гранат, а секунду спустя следом за ними взлетело ещё столько же. Снаряды упали под ноги бегущим стрелкам. Взорвались с сухим частым треском, словно огромная куча хлопушек, и расшвыряли вокруг сотни раскалённых кусочков железа.
Они полетели в бегущих фашистов, и большая часть нашла свою цель. Осколки впивались в живые тела с ужасающим звуком и кромсали их, словно ножами. Из ран брызнула горячая алая кровь. Ноги пострадавших стрелков подломились, и сражённые фрицы рухнули в пыль, как колосья, сметённые бурей.
Снова послышалась команда «Огонь!», но в этот раз уже из оврага, где укрылся ещё один взвод пехотинцев. Сорок с лишним винтовок появились над кромкой обрыва и вместе с четырьмя «ручниками» открыли стрельбу почти что в упор.
На таком расстоянии тяжёлые пули пробивали одного, а то и двух немцев подряд. Мощный залп сбил многих из тех, кто ещё стоял вертикально. Остальные сами упали на землю, и началась пальба с двух сторон.
За первую минуту атаки из почти шестисот фашистских солдат погибло не менее сотни. Ещё столько же унёс взрыв машины с боеприпасами. Сорок пехотных гранат тоже сработали достаточно чётко и уничтожили почти полтораста стрелков. Оставшиеся в живых рухнули в пыль и попытались отбиться от советских бойцов.
После разгрома колонны танкистами фрицы стали лазать по сгоревшим машинам и собирать уцелевшее снаряжение. Среди прочего войскового инвентаря они смогли отыскать тридцать семь «ручников» и коробки с патронными лентами. Всё это взяли с собой, но не сложили в автомобили, а несли на плечах, как и положено в боевом построении.
Когда фрицы оказались возле кургана, почти треть пулемётов погибла вместе с расчётами. Ещё столько же потеряли стрелков и теперь валялись в пыли абсолютно бесхозными. Только шестнадцать «машинок» остались в строю и немедленно вступили в борьбу.
Одиннадцать пулемётов открыли огонь по кургану. Пять повернулись к балке, где укрылся взвод советских бойцов. Туда же устремились и «колотушки» фашистов с деревянными ручками. В ответ полетели «РГД-33» в стальном корпусе.
Треск пулемётных очередей, винтовочных выстрелов и хлопки пехотных гранат слились в ужасающий шум ближнего боя. Свист множества пуль и сотен осколков дополнял жуткий грохот, разносившийся по степи на несколько километров вокруг.
То один, то другой фашист громко вскрикивал от попадания. Резко дёргался от страшной боли, пронзившей всё тело, и утыкался лицом в горячую пыль. Под ним расплывалась красная лужица крови, которая быстро темнела и смешивалась с сухой землёй.
Двукратное превосходство фашистов позволило им открыть ураганный ответный огонь. Шквал пуль оказался настолько плотным, что едва не сделал своё чёрное дело. Несмотря на то что красноармейцы находились в укрытии, они погибали один за другим. Не помогали ни траншеи, отрытые на макушке кургана, ни низкие брустверы, которые солдаты насыпали на верхнем склоне оврага.
Однако место для атаки фашистов оказалось настолько удачным, что это стечение обстоятельств не могло не сыграть свою роль. Мало того, одновременно с пулемётами советских бойцов в бой вступили 50-миллиметровые миномёты. Тройка лёгких переносных орудий ударила с вершины кургана по тем площадям, где находились фашисты.
Снаряды падали на стрелков откуда-то сверху. Взрывались от удара о землю и накрывали осколками десятки врагов, лежащих на совершенно открытом пространстве. Ни одна мина не пропадала даром, ранила, а то и убивала сразу пять-шесть стрелков.
Минут через тридцать пальба начала затихать. Всё больше фрицев получали травмы от пуль и осколков. Немедленно прекращали стрельбу. Начинали перевязывать свои глубокие раны и изо всех сил старались остановить бурное течение крови.
Кто-то пытался спрятаться в воронках от мин, разбросанных по степи тут и там. К сожалению немцев, они оказались диаметром не более метра и не настолько глубокими, чтобы скрыть взрослого человека от внимания снайперов.
Сидевшие в овраге бойцы не могли высунуть носа наружу без риска попасться на мушку стрелка. Зато те, кто был на кургане, теперь били фашистов на выбор. Сейчас они никого не жалели. Даже тех, кто пытался подняться с руками, вытянутыми над головой.
Советских солдат легко можно понять, ведь они оказались почти в окружении. С запада прямо на них идут орды врагов из 6-й армии Паулюса. Танковые клинья фашистов ушли влево и вправо от центра.
Полчища фрицев устремились вперёд. Прорвались к Сталинграду и теперь атакуют его с юга и севера. Сил для обороны так мало, что остаётся лишь отбиваться и медленно пятиться к Волге.
Куда в такой ситуации девать множество пленных? Перевязывать и лечить от ранений? Кормить и везти в осаждённый город, прижатый степью к широкой полноводной реке? Там сажать на паромы вместо гражданских, погибающих под немецкой бомбёжкой? А потом отправлять в глубь огромной страны? Тратить на это ресурсы и время?
Да тут со своими увечными неизвестно что делать. То ли самим пристрелить, то ли оставить эту «работу» бравым эсэсовцам, которые уничтожают славян, словно опасных животных.
Прошло ещё тридцать минут, и пальба окончательно стихла. Фашисты уже не стреляли, лежали не шевелясь, и было трудно понять, то ли
