Примерно в то же время, когда дебаты американских законодателей становились все горячее, нечто подобное началось и в других странах. Народный банк Китая тоже попытался контролировать биткоиновый бизнес через другие банки, хотя и более грубо. В итоге в апреле 2014 года были обнародованы нормативные акты, недвусмысленно запрещавшие китайским банкам работу с биткоиновыми фирмами[292]. После этого вмешалась Европейская служба банковского надзора (ЕСБН), созданная как ведущий надзорный орган на континенте сразу после кризиса в Европе. В июле она рекомендовала всем своим членам «…препятствовать кредитным организациям, платежным системам и учреждениям, работающим с электронными деньгами, в покупке, владении или продаже цифровых валют» до тех пор, пока «уполномоченный орган государственного регулирования» не разберется с их рисками[293]. Топ-менеджер Bitcoin Foundation Джим Харпер, ответственный за контакты с правительством, заявил, что ЕСБН пошла гораздо дальше собственных намерений в деле «идентификации рисков, связанных с финансовыми операциями, определении их приоритетности и способов устранения в случае необходимости»[294]. По его словам, вместо борьбы с рисками следовало бы принять упреждающие меры по «недопущению интеграции биткоина в европейскую систему финансовых услуг».
Харпер, сотрудник одного из либертарианских мозговых центров – Института Катона в Вашингтоне, – пришел в ассоциацию в марте 2014 года, и вскоре его по уши загрузили работой. Помимо действий, предпринимаемых в США, Пекине и Брюсселе, различные развивающиеся страны выпустили аналогичные жесткие заявления. Боливия сообщила о полном запрете биткоина; Бангладеш предупредила биткоиновых трейдеров о том, что они могут попасть в тюрьму по обвинению в нарушении законодательства по борьбе с отмыванием денег; российские законодатели выпустили изобличающее заявление, объявившее российский рубль единственным законным средством платежа на территории Российской Федерации; Эквадор хоть и распахнул двери перед цифровой валютой, при этом предупредил, что правом ее выпуска обладает только центральный банк.
Двадцать пятого марта – как раз вовремя, чтобы успеть к окончанию срока подачи налоговых деклараций (15 апреля), – Главное налоговое управление США издало долгожданное руководство, в котором говорилось, что с юридической точки зрения биткоин – это не деньги[295], но и не товар. Скорее, биткоин – это «имущество», такое же, как акции или недвижимость, а раз так, то подлежит обложению налогом на прирост капитала в случае изменения его стоимости. Это была первая попытка разъяснения правил учета биткоина для налоговых целей.
В какой-то мере это руководство интегрировало биткоин в правовую систему США. Кое-кто, а особенно предприниматели, пытавшиеся создать на основе биткоина инвестиционный инструмент, очень обрадовались тому, что отныне биткоин становится такой же инвестицией, как все остальные, и не подлежит обложению подоходным налогом, который обычно выше, чем налог на прирост капитала. Но глобальная цель биткоинового сообщества заключалась не в том, чтобы сделать биткоин предметом спекуляций, а в том, чтобы он стал полноценным средством платежа. Налог на прирост капитала превращает использование биткоина в качестве денег в ночной кошмар. Это означает, что, заполняя налоговую декларацию, граждане США должны вести учет каждого приобретенного, проданного или потраченного на оплату покупок биткоина, а также дат совершения этих операций и курса биткоина на тот момент. Если вы купили 0,5 биткоина за 360 долларов в апреле 2014 года и продали его за 645 долларов 9 июня 2014 года, то должны включить эту разницу в налогооблагаемый доход в декларации, подаваемой в 2015 году. И это честно. Но должны ли вы учитывать колебания курса биткоина, если использовали ваш биткоин, чтобы оплатить поездку на каникулы через сайт Expedia или купить пиццу? Руководство, выпущенное Главным налоговым управлением, по всей видимости, подорвало потенциал биткоина как валюты.
Но была и положительная сторона: Главное налоговое управление наконец-то покончило с неопределенностью в том, как следует трактовать криптовалюту для налоговых целей. Появилось основание надеяться, что, проанализировав это руководство, Налоговое управление предложит налоговые вычеты ради того, чтобы облегчить плательщикам соблюдение новых налоговых правил. Более того, всегда очень изобретательные биткоиновые технари на этот раз поступили подобно большинству: получив новые нормативные акты, они сочли их дополнительной возможностью для инноваций. Технари занялись разработкой приложений, способных отследить биткоиновые транзакции человека и рассчитать совокупный выигрыш или потерю на колебаниях его курса. Эту информацию можно сразу заносить в налоговую декларацию.
Несколько месяцев спустя, в июле, Лоски из НДФУ наконец представил свой проект введения бит-лицензии[296]. Любой субъект хозяйственной деятельности, занимающийся хранением, обменом или пересылкой цифровой валюты в Нью-Йорке, обязан получить лицензию, говорилось в проекте. Для этого необходимо соответствовать целому ряду критериев, разработанных для защиты от злоупотреблений в сфере отмывания денег, финансирования терроризма и прочей незаконной деятельности. К числу этих критериев относится наличие службы внутреннего аудита, занимающейся изучением потенциальных клиентов с точки зрения как биткоиновых, так и традиционных денежных операций; поддержание пока точно не установленного уровня резервного капитала; сообщение в департамент о каждом изменении модели бизнеса компании (что иногда происходило ежемесячно в малых быстро развивающихся стартапах); и наконец наиболее трудно реализуемое – наличие резерва цифровой валюты в размере, равном сумме средств клиентов, хранящихся на счетах компании. Это действительно тяжелое бремя.
«Крупная рыба» из числа биткоиновых компаний встретила проект аплодисментами – возможно, несколько преждевременными. «Мы приветствуем то обстоятельство, что инспектор Лоски и НДФУ признали биткоин и цифровые активы, предложив законодательную базу для защиты клиентов», – заявил Кэмерон Винклвосс в одном из своих электронных писем. Действительно, эти требования не так уж тяжелы для фирм с большой капитализацией, уже внедривших службу внутреннего аудита – например, биткоинового трастового фонда близнецов Винклвоссов, – а возможно, даже обеспечат им дополнительное конкурентное преимущество. Но большинство биткойнеров были встревожены тем, что услышали. Казалось, проект забросил невод не только на биткоиновые биржи и процессинговые биткоиновые компании: в него вполне могла попасть любая малая фирма в каком-нибудь гараже в Сан-Франциско. Кое-кто считал налагаемое проектом бремя более тягостным, чем проблема поиска банка для сотрудничества: банкам достаточно внедрить всего одну смену внутренних аудиторов, а не две; банкам легко уклониться от контроля, просто разделив счета собственников и счета клиентов – все это вместо того, чтобы держать капитал, равный остаткам на клиентских счетах. Тем временем основатель недавно созданной Цифровой торговой палаты Перианна Боринг доказывала, что отсутствие различий между цифровыми активами и биткоином в предложенных рекомендациях сдерживает развитие новых блокчейновых приложений[297]. Что это означало для развития приложений из серии Bitcoin 2.0, было неясно. Многие биткойнеры считали идею бит-лицензии дискриминационной, поскольку она нарушила соблюдавшийся долгое время принцип не разрабатывать и не принимать законов «с технологической спецификой» – это значит, что власти должны регулировать определенные виды деятельности, а не технологии, на основе которых эта деятельность осуществляется.
Реакция биткоинового сообщества последовала очень быстро и показала, насколько организованной и глобальной стала эта группа людей. Составленная ими петиция быстро набрала сотни подписей, в том числе наиболее известных и уважаемых членов сообщества[298]. В ней говорилось о том, что следует продлить период в 45 дней, отведенный Лоски для консультаций с общественностью, поскольку этого слишком мало для плохо финансируемых инновационных стартапов, не имеющих опыта работы на Уолл-стрит. Кое-кто из биткойнеров призывал переходить к более решительным действиям, в частности, начинать лоббирование представителей Нью-Йорка в Олбани{29}, чтобы добиться смещения Лоски с должности как убийцу инноваций, препятствующего созданию новых рабочих мест в Нью-Йорке[299]. Еще более драматично выступил СЕО компании Circle Джереми Аллер, имевший очень тесные связи с политическим истеблишментом{30} в биткоиновом сообществе[300]. Он написал эмоциональный пост в блоге, доказывая, что его высокотехнологичная и финансово устойчивая сеть розничных биткоиновых услуг вполне могла бы заблокировать политиков с нью-йоркскими IP-адресами. Аллер заявил, что распространение бит-лицензии на другие штаты, помимо Нью-Йорка, будет иметь «разрушительные» последствия для биткоина.
Давление произвело некоторый
