– О чём это ты? Куда исчезнешь? – Лютик рассмеялся и заказал ещё пива, у него в кружке осталось совсем немного. – Ты не исчезай, ладно? – сказал он вполне серьёзно и допил крайний глоток. – С кем я ещё буду пить пиво?
– Я думаю, у каждого своя дорога. Рано или поздно обязательно появляется некое обстоятельство, которое означает приближение конца привычного уклада жизни. Иначе ничего и не было бы… Однако у каждого своя дорога, собственная – с тупиками, ямами, прямыми участками, но всё же дорога.
– Некоторые дороги пересекаются между собой, – развил мысль Лютик, – некоторые обрываются где-нибудь в глуши, а некоторые ведут к звёздам.
– Верно глаголешь, брат. Удивительно, насколько у двух разных людей могут совпадать образы и направления мыслей… И не совпадать – тоже. Мы с тобой определённо в чём-то совпадаем. Думаю, если бы я отправился в неведомые дали космоса, к этим далёким манящим звёздам, я бы взял тебя с собой, и мы бы полетели вдвоём на одном корабле. Как думаешь, человечество когда-нибудь доберётся… туда?
– А то! Кажись, в первобытную эпоху дикие люди сидели в пещерах возле огня и боялись высунуться в ночь, под дождь, трепеща перед неведомыми духами и злыми зверьми…
– Ну, некоторые и не боялись…
– Это уже отдельные случаи, исключения…
– Конечно, если человечество ухитрится не угробить само себя до той поры, пока достигнет такой стадии прогресса.
– Может статься, что та цивилизация, которая выйдет на межзвёздные просторы, хоть и по-прежнему называемая человеческой, на деле будет разительно отличаться от нашей… У нас, конечно, полно недостатков. И если те, будущие, обойдутся без них, я только за. Главное, чтобы отмирание ценностей не произошло. Не атрофировалось то самое чувство отличия, что хорошо, что плохо, что правильно, что нет, что любовь, что ненависть, что настоящее, а что фальшивое, что дружба, а что приятельство… Но знаешь, как бы оно там ни было, я думаю, игра стоит свеч. Смерть стоит того, чтобы жить… А любовь стоит того, чтобы ждать.
Время, как вода, утекает сквозь пальцы, и нас всё меньше, как карандашного грифеля, оставляющего след на бумаге Хроноса. На что ещё тратить дни и ночи беспрестанного пути, как не на философствования и духовные изыскания?.. Как-то по ходу я открыл для себя ещё одну стихию – литературную. В неё погрузиться помог, как ни странно, плеер.
Вспомнил я, что в его неисчерпаемой базе аудиоматериала не только песни, но и аудиокниги! Раньше предпочитал глазами усваивать книги, а не ушами, но тексты ведь и вправду не только читать, но и слушать можно. За неимением другого… Я научился параллельно идти-выживать в ходке и слушать-мечтать в авторских мирах, даже самый мрачный из коих казался мне светлым в сравнении с отчуждённой, трупной реальностью. Так что ещё один камень разнообразия в огород удручающей однотипности.
…Подходил к середине первый месяц новоявленного, две тысячи сотого. Середина второй зимы в Отчуждении. Полтора бесконечных года, в течение которых я не видал ни единого человека, кроме себя самого в зеркале (пару раз в разрушенных домах).
Я остановился на небольшой возвышенности и обозревал снежный пейзаж, расстилавшийся передо мной. День выдался стабильно пасмурный. Вдали торчали голые остовы деревьев. Посреди белоснежной перины виднелась заброшенная электростанция, основательно обставленная разнородными аномалиями. Туда я и навострил лыжи.
Но на подходах к станции меня подстерегали снеговики. Ещё один сорт нелепых бастардов Отчуждения, доселе невиданный мною. Я назвал их таким словом не просто по ассоциации с безобидными новогодними скульптурами, а потому что они и были вылитыми снеговиками. Тело каждого представляло собой тройку поставленных друг на друга снежных шаров, необъяснимой силой смыкаемых меж собой.
Сперва я даже не смог уверенно определить, что передо мной монстры, а не какой-то незнакомый вид изменок. Традиции были соблюдены: снизу самый большой ком, сверху самый маленький, а между ними средний. В «голове» зловеще тлели два алых уголька-глаза. Для довершения образа недоставало только ведра на башке и морковки, утопленной тупым концом в сердцевине верхнего шара!
Они довольно быстро передвигались, скользя по снегу, лавируя между округлыми глянцевыми буграми, форсировали на полный вперёд. Вот только как именно они собираются меня атаковать? На всякий случай я всё равно не подпускал их ближе, чем на десяток шагов. Пока что монстрики лишь пытались забросать меня снегом: пару раз я зазевался и получил неприятное послание за шиворот.
Я предвидел, что глаза этих тварюшек могут обладать гипнотическим свойством, и старался избегать смотреть в них. Пули безжалостно крошили снег и неистово мочалили махровые триады посаженных друг на друга шаров. Мне даже стало весело – так, бывает, веселится мальчишка, вынося толпы туповатых зомби в незатейливой видеоигре или предощущая, что намечается знатная драка.
И вот тут-то возникла реальная проблема.
Неуклюжий, как сонный медведь, на сцену вышел ОН. Мелкие снеговички были отвлекающим манёвром, разминкой перед появлением действительно опасного врага. Теперь на меня надвигалась грозная фигура рослого, как пятиэтажный дом, и толстого, как самосвал, снеговика. У него в придачу к эффектной внешности (и возможности просто раздавить меня всей своей массой) имелся как минимум один козырь в рукаве – телекинез.
Мне это окончательно смешало карты, потому что моя же любимая винтовка ощутимо шибанула меня по лбу и выскочила из рук, словно в неё вселился демон. Со всех сторон сыпался снег, оружие и прочие предметы ополчились против меня. Я уже знал, что бывают случаи, когда нельзя убить, можно только убежать. Из этой ситуации как раз и был только один выход – улепётывать!
Хотя снежные завалы и затрудняли подвижность, я всё равно уходил со значительной форой от неповоротливого великана, куда менее продвинутого в плане мобильности, нежели младшие его собратья. Для спасения мне надо было лишь поднажать – ну и щепотку везения. Главное, удрать как можно дальше, за пределы досягаемости снежного годзиллы, пока ему не надоело развлекаться с моими же вещичками и не взбрело в башку меня самого попробовать запулить в какую-нибудь аномалию.
На бегу с моего туловища содрало куртку, оставшаяся позади винтовка описала в воздухе недовольную загогулину и открыла беспорядочный огонь. Выстрелы могли поразить меня разве что случайно – я молился только, чтобы противник не додумался вызвать детонацию всех патронов, которые у меня имелись при себе. Вот это был бы полный…
Нельзя бежать по прямой из-за рассредоточения изменок по всем окрестностям, и я всё время петлял, но при этом старался провести преследователя поблизости от как можно большего числа
