А сейчас просочусь я. Внутрь, отсюда туда.
– Всё, парень, здесь расходимся, – как-то даже грустно сообщает Макарыч, – забирайся по бетону, энто не тяжко, хватайси за стебли… Перелезешь через забор, опустись, и ты тама… Ужо по самую макушку тама, без дураков. За что боролся, на то и… – Он вдруг придвинулся вплотную ко мне и зашептал в самое ухо: – Чесслово, я б и дальше с тобой пошёл, до самого конца. Да не могу старуху свою бросить, понимашь, куды ей без меня…
Я киваю и порывисто обнимаю проводника. Горячо обещаю, что, если назад вернусь и буду идти этой же дорогой, обязательно загляну к ним.
– Не трынди, ё-моё, – бурчит Макарыч, – негоже о возврате болтать перед началом ходки. На-ка вот, держи! – добавляет дед, скидывая с плеча ремень своего оружия, о котором я уже знаю, что эта система называется «Рысь», и производилась она недолго, в двадцатых годах, перед самой революционной сменой поколений вооружения. – Вона, тута предохранитель… сюды вставляшь патроны… разберёсси, короче, не малый пацан.
Я восклицаю:
– Макарыч, а как же ты?!
– Как назад дойду, ты об том? Я-то дойду, не боись, знаю, как ходить. А с голоду и без огнестрела не помрём. Вот тебе ещё! – Он суёт мне в руку какой-то приборчик, называет его «химический уловитель», инструктирует, как им пользоваться, и сообщает: – По ту сторону с давнишних годов минами засеяно. Ходь осторожно, усёк? Мины, канешна, будут тока поначалу, энто военные насовали, када здеся ещё… ну, то не важно уже! Вот запасные патроны, вот оптика, прикрутишь, ежли чего… – Он суёт мне в руки подарок за подарком. – И на вот ещё.
Старческая рука ныряет за пазуху рубахи и роется там.
Макарыч вынимает руку, раскрывает ладонь – на ней лежит граната! Самая настоящая.
– На крайняк, вдруг чё… Припрёть, дерганёшь чеку, и баста.
Я безропотно принимаю дары. Не возражаю, горло перехватило. Благодарю деда за всё молча, кивками. Он желает мне удачи и, после того как мы пожимаем руки на прощание, разворачивается спиной ко мне и очень быстро, удивительно быстро для такого пожилого человека, устремляется в обратную сторону.
Дальше мне идти самому, без проводника.
Когда Макарыч скрывается в лесу, я разворачиваюсь и поднимаю голову. Смотрю вдоль заросшей плющом неровной, изрытой вмятинами поверхности, наклонной градусов на двадцать от вертикали. Мне туда. Готов ли я лицом к лицу столкнуться с неведомой силой, притаившейся по ту сторону? Ещё немного, и будет пересечена черта запредельного…
Я отбрасываю последние предрассудки и совершаю судьбоносный шаг. Рассовав подарки по карманам и в сумку, нацепляю на плечо ремень винтовки, забрасываю её за спину и хватаюсь за вьющиеся стебли. На ощупь они оказываются крепкими, ни дать ни взять верёвки.
Поднимаю ногу и нащупываю углубление, что послужит первой опорой для стопы.
Наверх, вперёд, через границу.
Назад – значит упасть вниз.
А мне хочется туда, поближе к звёздам…
* * *Прохождение к очередной «контрольной точке» получилось, мягко говоря, крайне утомительным: изменки натыканы вплотную, создавая суровый заслон, и прежде чем понять, как его миновать, пришлось изрядно поплутать туда-сюда и наскакаться.
Попробуй не подскочи, когда у тебя перед самым носом вдруг прошмыгнёт «шаровая молния» или «язык пламени»! Прокладывание тропы – ремесло тяжкое. Стоит лишь оступиться или промахнуться в расчётах на дециметр-другой… даже представлять не хочется, что тогда будет.
Но вот, выдержав всё это мракобесие, я проник на территорию электростанции. Уж тут можно почувствовать себя в относительной безопасности; сгрудившиеся вокруг объекта ИФП, по идее, не впустят случайных тварей.
Честно говоря, я ждал внутри чего-то оригинального… ну, в духе Отчуждения нежданчики: до сих пор работающий генератор какой-нибудь в качестве энергетической аномальности или канал-портал, ведущий за тридесять земель. Но ничего интересного не нашлось, просто древняя разваленная станция, да и всё.
Крыша нигде не сохранилась, только рухнувшие перекрытия местами образовывали навес. Пол был полностью погребён под снегом, и когда я устраивался на привал, пришлось расчищать себе местечко под одним из навесов.
Положив рядом рюкзак, давно заменивший мне дорожную сумку (я её спрятал в приметном сооружении, хотя не факт, что, если туда вернусь, оно будет по-прежнему узнаваемым), и оружие, прикрыл веки. Не буду терять время понапрасну – когда в пути представляется возможность отдохнуть, лучше использовать её по максимуму. Другой может и не представиться, логично?
– …На самом деле мы не выбираем, куда идти, – сказал мне Марлин, – но выбираем, как проходить.
Я видел его нечётко, словно в тумане; лицо медленно, но неуклонно, с каждым днём, с каждым следующим разговором всё больше размывалось, улетучивалось, тонуло в забвении. Наши встречи становились всё реже. Зато голос его доносился отчётливо, на удивление звонко, словно Марлин реально сидел прямо передо мной, в самой что ни на есть яви. Голос отчего-то не забывался. Ещё непременно виделись его глаза, уставшие, рассеянные, добродушные. В любой миг могущие стать ледяными, стальными, убийственными.
– Как твой бизнес, брат? – спросил я.
– Бизнес идёт полным ходом! – Марлин начал рассказывать, как у него дела; иносказательно, как он обожал. – Запустили новую линию сладостей… Пока смотрим на показатели спроса, думаем, что улучшить. Сладости вообще наша фишка, ну, помимо напитков… Общепит без сладостей никуда. Такого рода заведение, как у меня, держится на трёх основных китах! На атмосфере, на доступности в плане цен и расположения и на кондитерской составляющей. Киты держатся на черепахе, человеческом факторе, конечно…
Я улыбнулся, представив себе «сладости» и «напитки». Всё-таки до чего же разными путями мы с Марлином в итоге по жизни отправились… Однако надо отдать ему должное, у него есть рамки, через которые никогда не переступит. В отличие от почти всех его… э-э-э, коллег по роду деятельности.
А между прочим, с моими учёными знаниями я сейчас мог бы стать в их бизнесе легендарной фигурой. Или наоборот, всемерно его искоренять.
– …А ты-то где сейчас, тёзка? – помедлив, спросил Марлин.
И поневоле сам себя спрашиваю: а где это я? И вроде хочу ответить, но не могу.
– Не пора ли тебе?.. – Образ друга растаял.
Проснувшись, я сразу и не сообразил, из-за чего. Обычное дело – организм человека так устроен, что, возвращая сознание в реальность, он сначала проверяет, всё ли в порядке с ним самим, все ли функции работают, а потом уже ищет причину пробуждения.
Под территорией станции происходили мощные подземные толчки. Не Аврал, нет! Нечто локальное, именно под этим участком земли сконцентрированное. Я ощутил неведомые вибрации всем телом, и внутренности у меня болезненно сжались. Толчки явно шли откуда-то с глубины, но мощь их иногда достигала такой планки, что шапки сугробов, заполонившие
