Под прикрытием этих танков, другие снова ринулись вниз. Соколов видел, как новые машины сталкивали со своего пути подбитую технику, словно тараном прокладывая путь к цели. Артиллеристы не могли попасть в наступавшие машины, пока те скрывались за подбитыми танками. Сказывалось отсутствие опыта.
Соколов кусал губы, видя, как снаряды попадают в уже мертвые танки. А его закопанная батарея занята на половину «контрбатарейной» борьбой, пытаясь подбить те танки, которые обстреливали их позицию. И запретить им этого нельзя, они все делали правильно, иначе сверху их всех сожгут.
– Хромые, всем огонь по склону! – приказал Соколов. – Третий и четвертый, огонь по атакующим танкам! «Семерка», 313-й, огонь по атакующим танкам!
Две «тридцатьчетверки», взревев моторами и кроша гусеницами битый кирпич, вырвались из-за развалин водонапорной башни и выстрелили почти одновременно. И сразу закрутился на месте головной немецкий танк, прорвавшийся в низинку, следующий за ним получил бронебойный снаряд в борт и остановился, выпуская клубы черного смолянистого дыма. Но еще четыре немецких танка прорвались через затор и на полной скорости понеслись к нашим позициям.
– Всем огонь по прорвавшимся танкам! – крикнул связисту Соколов. – Передай: всем перенести огонь по прорвавшимся танкам.
Только теперь немцы разглядели засаду «тридцатьчетверок» за развалинами. После двух выстрелов «семерке» и 313-му пришлось задом сдавать в укрытие. Взрыв привлек внимание Алексея, он увидел, как сорвало башню с закопанного танка. Видимо, подкалиберный снаряд угодил в башню, огненная струя прожгла слабую броню, сдетонировали боеприпасы.
Из четырех прорвавшихся немецких танков три уже горели посреди поймы, четвертый повернул вправо, уходя от губительного огня. Еще немного, и случилось то, чего ожидал Соколов. Немецкая машина увязла в жидкой грязи, проломив подмерзшую корку. Бешено вращались гусеницы, но танк только больше оседал на одну сторону, увязая в жиже. Две дымных вспышки на броне от попадания бронебойных снарядов, и бронированная машина замерла, перекосившись на один бок.
– Атака отбита, – передал радист приказ Соколова. – Командирам подразделений доложить о потерях.
Четырнадцать танков горели на спуске и в низинке. Еще один танкисты подбили на кромке склона. Не так уж и плохо для одной атаки. Только какой ценой за это заплачено, вот в чем вопрос. Сколько осталось танков из числа трофейных, которые закопаны на окраине? Будет ли чем обороняться дальше? И как артобстрел пережила пехота? Какие там потери?
Тяжелые первые месяцы войны многому научили Соколова. А еще точнее, от многого отучили. Отучили радоваться раньше времени, надеяться на лучшее. Он привык верить фактам и строить расчет именно на них, а не на гипотезах и догадках. Ошибки на войне, тем более с таким сильным и опытным врагом, стоят очень дорого.
– «Семерка» докладывает! – послышался голос связиста. – У него и 313-го все в норме, повреждений нет. Из закопанных трофейных танков один уничтожен прямым попаданием в башню, еще у одного от попадания бронебойного снаряда заклинило пушку. У пехоты один убит, трое легко ранены.
Минус два ствола, подумал Соколов, это серьезно. Он рассчитывал, что они будут выходить из строя не так быстро. За один бой потерять два танка – это много. Еще три таких атаки, и нечем будет воевать. Пятнадцать немецких танков, а с учетом двух первых, поврежденных на краю обрыва, – семнадцать выведены из строя. Ладно, выхода нет, с такой арифметикой я все равно лишу их бронетехники, со злостью подумал Алексей.
– Товарищ младший лейтенант, – связист протянул трубку полевого телефона. – Вас Колодец вызывает.
– Колодец, я – Две Семерки, – отозвался Соколов.
– У тебя затихло? – послышался в трубке голос Лациса. – Докладывай обстановку.
– Немцы предприняли танковую атаку с ходу по нашему спуску. Уничтожено и выведено из строя семнадцать вражеских танков. Мои потери – два трофейных танка. Среди пехоты в результате обстрела позиций – один убит, трое легко ранены. В лесу ясно слышу шум моторов.
– Думаешь, уходят? Будут искать другое место прорыва?
– Не похоже, что уходят. Звук не удаляется. Что-то готовят. Думаю, до ночи будет еще одна атака.
– Держись, Соколов, держись, родной! – резко бросил Лацис. – Большая у меня на тебя надежда. Ты мне силы сэкономил, использовав трофейные танки. Немцы атакуют как бешеные. Потери у нас большие. Резервов нет, каждый держится сам! Понял меня, Соколов?
– Так точно, Колодец, понял! Клянусь, немец на моем участке не пройдет. Пока мы живы, не пройдет!
– Ты, Алексей, не горячись там, – голос майора стал усталым. – Мне не надо, чтобы вы геройски погибли. Мне надо, чтобы вы не пропустили врага, дали мне выполнить основную задачу. Чтобы вы все там живые были. По возможности…
– Есть, жить и сражаться, – ответил Соколов, стараясь, чтобы его голос прозвучал бодро и уверенно.
Добавить к своим словам он ничего не успел, потому что со стороны леса вдруг ударили орудия. Немецкие танки были снова у кромки обрыва, но теперь они вели себя осторожнее… Соколов увидел шесть машин. Опустив стволы, они почти одновременно выстрелили по позициям трофейных танков и пехотного взвода. Били фугасными снарядами, и Алексей на миг представил, каково там красноармейцам, когда отрыты только стрелковые ячейки, когда нет ходов сообщения.
Немцы отъезжали назад, прячась за кромкой обрыва, а потом выезжали то по два, то по три танка, то с одной, то с другой стороны и били фугасными снарядами. А по спуску из леса выползали бронетранспортеры с немецкой пехотой. И над лобовыми броневыми щитками бились язычки пламени из стволов пулеметов.
– Первый и шестой, – отдал приказ Соколов, – огонь по наступающему противнику. Второй, пятый, «семерка», 313-й, слушать меня внимательно. Зарядить фугасными. Цель – левый склон. Не целиться по танкам, целиться по склону на метр ниже среза. Ждать моего приказа. Огонь по команде.
Соколов ждал. Он даже не смотрел сейчас на «ханомаги», которые под огнем стали высаживать пехоту, поливая наши позиции огнем пулеметов.
