– Мои сапоги вон там! – показал Валленберг солдату, тыча пальцем за его спину.
Солдат машинально повернул голову в ту сторону, куда показывал офицер, и этой секунды Афанасьеву хватило, чтобы броситься на немца, зажать его рот рукой, толчком колена в поясницу и рывком за голову на себя, опрокинуть солдата на землю, приставив нож к его спине. Лезвие под тяжестью тела вошло, проткнув легкое и сердце. И снова некогда думать о сапогах. Выдернув нож, разведчик вытер лезвие о куртку убитого и поспешил босиком на край развалин, где лежал один из наблюдателей.
– Как обстановка? – спросил обер-лейтенант, укладываясь рядом с солдатом на битый кирпич. – Меня майор послал проверить.
– Пока все спокойно, господин обер-лейтенант, – ответил солдат, опуская бинокль. – Здесь тихо. Мне показалось, что там, в начале улицы, я видел машину, но потом больше никого. Звука мотора тоже не было.
– Ветер, – многозначительно заметил Афанасьев, глядя на дом на другой стороне улицы напротив развалин.
Там, на левом балконе второго этажа, висела белая тряпка, а на крайнем правом – красная. Это был сигнал для него, сигнал, что Поздняков начинает операцию по захвату группы. Собственно, задачей Афанасьева было не мешать. Это особо оговаривалось. Но сейчас, когда немецкие диверсанты готовились одними им знакомыми подвалами пробираться на окраину города, просто не мешать было мало.
– Смотрите, русский! – тихо сказал десантник и потянулся к автомату, лежавшему рядом.
Действительно, впереди за углом дома мелькнула фигура советского автоматчика в зеленом ватнике. Кто-то из подчиненных Позднякова повел себя очень неосторожно. Афанасьев вытянул из кармана финку и равнодушным голосом осведомился:
– Где русский? Это тебе показалось, солдат. Это старуха с корзиной.
– Какая старуха! – изумился немец, но договорить Афанасьев ему не дал.
Навалившись на часового всем телом, разведчик зажал ему рот. Лезвие вошло немцу между шеей и ключицей. Тот дернулся несколько раз, серые пыльные кирпичи окрасились кровью, немец затих.
– Какая, какая, – тихо проворчал Афанасьев, наблюдая, как автоматчики перебежками приближаются к развалинам. – Старенькая… А вот как мне самому до старости с вами здесь дожить, это еще придумать надо. Чтобы свои не шлепнули.
Бой был короткий и, наверное, даже не был слышен на окраине города, там, где начинается Смоленское шоссе. Немецкую группу окружили с трех сторон. Чтобы не дать диверсантам возможности занять круговую оборону и отстреливаться до последнего патрона, а тем более не дать им уйти старыми подвалами, разведчики Позднякова ограничились тем, что застрелили второго часового, когда он заметил подкрадывающихся русских, а потом дали несколько очередей по переполошившимся фашистам в большом машинном зале котельной.
Немцы попытались занять оборону, но брошенные русскими бутылки с горючей смесью заставили диверсантов выскочить на открытое пространство, под пули нападавших. Приказ сдаваться оказался лишним, диверсанты и без него стали бросать оружие, сбивая с одежды огонь и кашляя от удушливого смрада. Застрелить пришлось только одного унтер-офицера, который даже в горящей одежде поднял руку с гранатой. Майора взял сам Поздняков, прыгнув вниз со стены. Отто Фишман рванул из кобуры пистолет взамен выбитого ударом ноги автомата. Поздняков не стал церемониться и из своего ТТ всадил ему пулю в плечо. Когда вывели всех захваченных диверсантов и вынесли тела убитых, Афанасьев, растиравший ноги шерстяными носками, которые ему дал Лукьяненко, вдруг замер с носком в руке.
– Рыжего нет, – сказал он. – Ганса.
Разведчики бросились снова обшаривать развалины, но последнего немца так и не нашли. Афанасьев с ожесточением натягивал сапоги и ругался последними словами по-русски. Когда подъехал бронеавтомобиль, разведчик кинулся к рации.
– Товарищ майор, это капитан Афанасьев! Я знаю, где снаряды, но надо торопиться. Один диверсант ушел. Группу взяли удачно, живой, командира – чуть продырявленным.
– Какое к чертям «удачно», – зло отозвался Лацис. – Немец ушел. Из мышеловки ушел.
– Товарищ майор, Поздняков и его ребята не виноваты. Наверное, Фишман этого Ганса отправил раньше с заданием. Мне этот майор доверял, но не полностью, много при мне не говорил. Про снаряды я просто подслушал, немцы их нашли еще несколько дней назад, когда было совершено нападение на группу Позднякова на дороге. Надо торопиться, вдруг он приказал их перепрятать.
– Где снаряды?
– В сорока метрах от шоссе. Там воронка еще с лета, в нее немцы снаряды и спрятали, досками от разбитого кузова прикрыли и дерном с сухой травой замаскировали. Никто и не заметит, вокруг трава пожухлая. Поэтому Поздняков и не нашел снаряды, их там уже не было. А я со своими ребятами почти правильно к месту вышел, оказывается. Только вон как вышло.
– Что же не везет-то так в последнее время! – проворчал Лацис. – Будьте на месте, я сейчас приеду.
Майор приехал через пять минут, посмотрел на виноватое лицо Позднякова, на обезоруженных немцев, стоявших у внутренней стены разрушенной котельной, вдали от посторонних глаз, поморщился от чада горючки, которая еще выгорала внутри развалин.
– Надо спешить, понимаете! – убеждал Лациса Афанасьев. – А если Фишман послал Ганса с приказом увезти снаряды?
– Хорошо, я вызову два грузовика с автоматчиками, пару бронеавтомобилей для поддержки. Оцепим этот место и возьмем.
– Долго, майор, очень долго! – Афанасьев с ожесточением стукнул себя кулаком по ладони. И вдруг расплылся в широкой улыбке и вытянул руку в сторону улицы. – А вон, смотрите!
Соколов едва не получил обрывком троса по голове, когда тот со звоном порвался. Чудом успев заметить, как толстая стальная плетеная змея взвилась в воздухе, он отпрыгнул в сторону. Трос звякнул о броню «семерки» и упал на землю.
– Цел, командир? – подбежавший Логунов кинулся осматривать лейтенанта.
– По шлемофону вскользь задело. Черт, как не вовремя, придется снова ехать за тросом. У Фролова возьмем.
