Риммер и Малах синхронно кивнули. И тут подняла палец Мариэла.
– Мне тоже стоит там быть. Негатора мне, понятно, не вылечить, но в случае чего оказать первую помощь немагическими средствами я сумею.
Никто не выразил своего несогласия.
– Тогда, как понимаю, надобно связаться с лейтенантом Семаковым.
Комнатка писаря Синякова видала самых разных посетителей. Её хозяин, имея хороший почерк, выполнял все работы от адмирала Нахимова и его адъютантов в срок и с отличным качеством. Сверх того, однорукий писарь не чурался приработка: письмишко написать, прошение или жалобу. Брал он по-божески, а копеечка-другая лишними не бывали. Но эти двое выпадали из обычного ряда: они не походили ни на тех, кто приходит с бумагами от начальства, ни на просителей.
Одним из этой парочки был простой флотский лейтенант – не хуже и не лучше прочих. Правда, на груди у него красовался Георгиевский крестик, но таковых офицеров было не так и мало в Севастополе. Этого писарь не знал.
Второй была молодая девица, одетая по-господски, то есть в хорошего качества плаще, при шляпке и в лёгких туфельках. Тут ошибиться нельзя: об этом плаще с жёлтой лентой знали решительно все, а равно и о его владелице. Женщина-врач Марья Захаровна, которой выказал уважение сам Пирогов, была в некотором роде знаменитостью.
Флотский писарь не забыл устава. Он подскочил со стула, вытянулся во фрунт и выдал приветствие по всем правилам:
– Здравия желаю, ваше благородие!
– Здравствуй, братец. – Лейтенант, по справедливости сказать, никакой фанаберии не проявлял, а Марья Захаровна так и вовсе приветливо кивнула. – Мы по поручению адмирала Нахимова. Вольно. Меня зовут Владимир Николаевич Семаков. Так вот, ты здесь на писарской должности, дело нужное, не спорю. А не хочешь ли снова на унтерскую службу?
– Осмелюсь доложить, унтер из меня плоховат выйдет. Извольте глянуть… – И в воздух поднялась культя левой руки, закутанная в рукав мундира.
Флотский лейтенант был всё так же спокоен:
– Так левая рука и не понадобится, а нужны будут храбрость, да глаза, да ещё правая рука – записывать. Однако на эту позицию имею разрешение от адмирала лишь охотника нарядить. – Лейтенант вдруг доброжелательно улыбнулся: – Знаю я, что ты за денежку малую пишешь всякую бумажку.
Такой оборот беседы сразу и очень не понравился писарю. Но флотский офицер продолжил уж совершенно неожиданно:
– Мы хотим с согласия адмирала поставить тебя на немного рисковое флотское дело с окладом два рубля. Два! Если согласишься.
– Да в толк я, ваше благородие, не возьму: в чём-ат задача?
Разумеется, хитрый ход бывшего унтера, неявно спрашивавшего о роде опасности, был расколот.
– А задача, братец, вот какая. Сейчас тут неподалеку копают землянку, это будет убежище, крышей у него – брёвна пятивершковые, три слоя. В той землянке тебе сидеть, а сверху на эти брёвна полетит граната – чушка такая литая, весом полтора пуда. Почти то же, что бомба, только эта граната пустая, без пороха. Взрываться, сам понимаешь, нечему. Пробить бревенчатый щит она не сможет. Тебе ж только ждать, пока ударится о крышу и, коль не побоишься, глядеть сквозь дырочку, как она падает. А если заметишь в гранате что необычное, то записать это.
– Что ж в падающем железе может быть такого, на что глядеть надобно?
– А вот этого не скажем. Ты сам должен заметить. Сразу предупрежу: увидеть трудно. Ну да у тебя глаза вроде как на месте.
Тут в беседу вмешалась молодая барыня:
– А я, если нужно, могу помочь по докторской части.
Но Синяков всё ещё был в колебаниях:
– А ну как пробьёт ту крышу насквозь?
– Так мы сначала все вместе поглядим, как будет: сбросим гранату на землянку, сами с тобой в сторонке постоим. Но, по моим прикидкам, должны эти бревна устоять.
– И сколько ж гранат кидать понадобится?
– Вот этого, братец, никто не знает. Будем изучать, может ли сия граната взорваться или нет. Нам-то надо, чтоб взрывалась в бою по-взаправдашнему, а при испытаниях – понарошку. Повезёт – так за два дня получим, чего надобно, а может, и целый месяц возюкаться придётся… Так как, берёшься?
– А если спрошу примерно: отчего ж это отставной унтер без руки вам наибольше подошёл?
Вопрос ожидался. Семаков очень не желал хоть как-то раскрывать существование негаторов и потому ответ подготовил весьма тщательно:
– Вот потому, что без руки, тебя и выбрали. Какой же начальник в преддверии боев – а они будут, уж будь уверен – отдаст нам такого унтера, чтоб и руки-ноги целы, и голова работала, да чтоб грамотен был? А? Ну а так и тебе польза денежная, и нам тоже – если запишешь всё, что видел.
Унтер перекрестился:
– По рукам, ваше благородие! Иду охотником.
Лейтенант коротко улыбнулся:
– С Богом, братец! Как землянка будет готова, за тобой зайдут. С того момента – новая служба с новым жалованьем.
Уже на улице Мариэла спросила:
– Владимир Николаевич, зачем вы сказали, что этому унтеру надо будет глядеть на падающую гранату?
Лейтенант ответил не сразу:
– Видите ли, Мариэла Захаровна, насмотрелся я на нижних чинов. Этот унтер обязательно стал бы подглядывать сквозь щели в потолке: а что за граната такая, да как она падает… Так пусть же глядит с пользой. И ещё: когда матрос или унтер делает что-то с пониманием, получается куда лучше, чем если просто приказать…
Пауза. Мариэла успела подумать, что лейтенант хочет что-то сказать – или не хочет? А залезть к нему в голову не решилась: кодекс магов разума запрещал подобное, разве что в лечебных целях или для самозащиты.
Наконец Семаков решился, но выдал нечто совершенно загадочное.
– Я хоть и дворянин, но однодворец, Мариэла Захаровна, – промолвил он таким тоном, будто это всё объясняло.
По лицу женщины было
