Следует проявлять осторожность, поскольку на фоне этого совершенно белого ландшафта мы с мотоциклом представляем собой отличную мишень для русских. На самом деле я не сильно об этом задумываюсь, и русские не стреляют – возможно, чтобы не обнаружить свои позиции. Без особого труда нахожу своих друзей-саперов. Они еще издалека услышали треск мотоцикла. Два парня машут мне из траншеи, ведущей к блиндажу, присыпанному снегом. Я оставляю мотоцикл в балке позади небольшого холма и иду в блиндаж.
Они редко кого-то видят, поэтому очень рады мне. Время от времени по ночам унтер-офицер-квартирмейстер доставляет им продукты, и потом они проводят несколько дней и ночей не видя ни единой живой души. Я приехал вовремя, говорят они, потому что они приготовили упитанного зайца, который свалился на них ночью буквально с небес. Бедное животное из-за своего внушительного веса подорвалось ночью на мине. Ребята встревожились, решив, что это вражеский разведдозор пытается пробраться через минное поле, дабы нанести им неожиданный визит вежливости! Они выползли в поле посмотреть, что происходит, и наткнулись на эту полуденную трапезу, которую я собираюсь разделить с ними. Я провел среди них не менее двух часов, рассказывая новости о деревне и о наших приятелях. Затем оставил своего друга Макса и, если мне не изменяет память, Эдгара и направился в Байбузы.
День или два спустя уходят жившие вместе со мной товарищи. Они возвращаются на свои позиции. В течение нескольких дней до нас доходят тревожные слухи. На северо-западе русский натиск становится более угрожающим, чем на юге. Бригада занимает опасный участок, выдвинутый далеко вперед и вклинивающийся в позиции русских (плацдарм. – Ред.) на Днепре. В этом одна из причин всех вылазок бригады – прощупать противника, попытаться выяснить, что он затевает, определить диспозицию и состав его частей, места скопления войск и взять языков, которые могут предоставить нам информацию.
Ф. Десмула, начальника штаба роты капитана Антониссена, отправленного с заданием в Бельгию, только что заменили на Й. Боргью. Последний оставил Байбузы вместе со своей группой, и поэтому капитан доверил мне должность KTF. По этому поводу он велел мне не жить больше одному в своей избе. Я, в свою очередь, попросил друга Йозефа Дриона поселиться со мной, и он, с нескрываемым удовольствием, принял мое приглашение. Помимо всего прочего, в мои нынешние обязанности входит организация и контроль за патрулями и часовыми в районе Байбузов. Раза два за ночь я поднимаюсь, чтобы проверить патрули и посты возле автопарка, у оружейной, у склада боеприпасов и штаб-квартиры роты. «Мамка», которая, похоже, не меньше нашего чувствует скрытую неопределенную угрозу, не осмеливается ночью выходить из дому, даже по естественной надобности. Увы, она будит меня, и мне приходится сопровождать ее. Несомненно, на этой войне я испытаю практически все! Она не желает, чтобы я поворачивался к ней спиной и упускал из поля зрения. Короче, я расскажу вам, как все это происходило. Она останавливалась в 10 метрах от дома, а я примерно в 3 метрах от нее. Мы оба пристально всматривались в сумерки и прислушивались. Убедившись в безопасности, она слегка раздвигает ноги и сгибает колени. Затем задирает подол своего длинного платья обеими руками, одной спереди, другой сзади. То, что следует потом, происходит вполне естественным образом, без всякого стыда и смущения. После чего каждый из нас чинно возвращается в свою постель, хотя лично я пользуюсь случаем и произвожу обход постов.
Мне интересно, откуда хозяйка может знать об ухудшении ситуации, поскольку никто из селян не имеет возможности покинуть Байбузы, а сам я никогда не обсуждал с ней эту тему. Я никогда не чувствовал в ней даже следа враждебности, ни малейшей неприязни. Напротив, она не раз повторяла, глядя мне прямо в глаза: «Эх, молодой…» – или что-то в этом роде. Одним словом, по-матерински жалела меня.
Как-то вечером, несколько дней спустя, мы едва не подпрыгиваем от мощного взрыва, не то чтобы оглушительного, но где-то рядом с деревней. Я и Йозеф выходим и видим зарево в дальней стороне деревни, правее колхозной фермы, в стороне Ольшанки. Направляемся к выезду из деревни, откуда можно видеть огонь, но нельзя ничего толком разобрать. На следующий день узнаем, что это саперы взорвали два немецких грузовика, которые заблудились среди русских позиций и которым удалось, проявив незаурядную сноровку, выйти из-под огня и добраться до Ольшанки. Но водители по ошибке приняли построенный саперами пешеходный мост в Байбузах за мост в Большом Староселье. Пересекая его, они, естественно, провалились и уткнулись капотами в реку. Саперам удалось вытащить ребят из неприятной ситуации, но грузовики остались в воде. Чтобы не оставлять машины с их грузом русским, они подорвали их! Такое вот объяснение «диверсии» вчерашнего вечера.
Практически каждый день был отмечен похожими событиями. Иногда мы оказывались поражены на какое-то время, но позднее находилось совершенно естественное объяснение. Вот почему тревожное состояние длилось недолго. Мы обзавелись простой привычкой оставаться начеку, никогда не терять хладнокровия, а ведь большинству из этих юных воинов еще не было и двадцати. Мы усваивали опыт и элементарные знания, которые давала выбранная нами опасная жизнь. Я научился жить текущим моментом, по одному дню зараз, разбираться с проблемами по очереди, в зависимости от их значимости. Это единственный способ не лишиться рассудка и, вполне возможно, вместе с ним и жизни.
Также стоит кратко изложить историю маленького Ноэля, чтобы напомнить о нем тем, кто его знал, но мог уже забыть. В день Рождества часть мотоциклетного взвода находилась на передовой, под артиллерийским огнем противника, если не ошибаюсь, в селе Лозовок. Русские снаряды смели часть изб, словно карточные домики, и моим товарищам удалось извлечь из-под развалин одной из них несчастного, перепуганного, плачущего ребенка, в одних лохмотьях, но целого и невредимого! Будучи от роду лет восьми, он обливался горячими слезами, пока цеплялся за руки и ноги тех, кто только что спас его. Потом ребята откопали останки отца и матери несчастного мальчика и похоронили их. И усыновили ребенка. Общими усилиями удалось скроить для него детскую полевую форму и фуражку. Обули и одели, как только смогли, вполне прилично, словно это был их собственный ребенок, ребенок целого взвода. Чтобы накормить его, каждый отдавал часть своего рациона и приберегал для мальчика все свои конфеты, все сладости. Все эти молодые и старые солдаты
