неописуемую боль. Течение плотно прижало мою раненую ногу к боку лошади. Это очень больно, но я креплюсь. Что толку причитать и жаловаться, какой в этом прок? Да и не в моих это правилах. То, как Фриц смотрит на меня, ободряет. Он словно хочет сказать: «Получается, все идет как надо, мы прорвемся!» Но когда лошадь достигает берега, возникает новая проблема. Берег обрывистый, словно стена в полтора метра высотой, и лошадь не может на нее взобраться. Поэтому я смотрю влево и вправо, но нигде не вижу более удобного места! Каждый раз, когда лошадь пытается выбраться на берег, я испытываю адские муки. Каждый раз ее передние копыта соскальзывают и она тяжело плюхается в воду. Я немного обеспокоен, потому что чувствую, как лошадь все больше и больше нервничает, и боюсь, как бы она не ударилась в панику. Пока животное сносит течением, я вижу, как Фриц, не отпуская лошади, спрыгивает в воду. Ему удается взобраться не берег, и, с помощью двоих товарищей, которые уже здесь, он помогает выбраться и своей лошади. Потом они направляются ко мне и проделывают то же самое со мной и моим животным. Я стискиваю зубы и прикусываю губы с такой силой, что из них течет кровь. Лошадь сопротивляется и бьет копытами так резко и яростно, что раза три я нахожусь в полной уверенности, что наверняка свалюсь в воду и меня унесет течение! Как нелепо было бы сгинуть так близко от спасения, утонуть в реке. Ведь я больше не сомневаюсь, что свобода ждет нас именно здесь!

Когда лошадь выбирается на твердую почву, двое немцев помогают Фрицу снять меня с седла и усадить на землю. Вытекающая из моих ботинок вода и мокрая одежда пропитывают снег вокруг меня. Немцы снимают с меня плащ и китель, выжимают их и быстро надевают назад. Затем проделывают то же самое со своей одеждой. В это время еще несколько человек переплывают реку, и среди них тот офицер, которого я видел немного раньше. Он уже снова натянул на себя одежду и помогает другим связывать концами ремни, полосы ткани и веревки, которые они протянут через реку, чтобы помочь остальным переправиться. Парни усаживают меня обратно в седло, и я обнаруживаю, что вся моя одежда замерзла, стала твердой и хрупкой. Я с трудом сгибаю локти, заледеневшая одежда не дает им двигаться! Мы медленно поднимаемся по пологому склону правее состоящей из кустов рощи и наконец добираемся до вершины холма.

Первое, что мы видим, – это один, два, три танка! Моментальный испуг, что они могут оказаться русскими, быстро проходит, когда мы узнаем в них своих! Две «Пантеры» и один «Тигр». Вот теперь время дать волю чувствам! Мы прорвались, мы спасены! По крайней мере мы, поскольку многие все еще остаются в окруженном котле, во власти русских. В этих трех танках кроется причина того, почему русские не обстреливают толпы безоружных людей на берегу реки, где они находятся под защитой немецких танков. Русские уважительно относятся к этим трем танкам с их мощными орудиями, однако, под прикрытием второго холма, они могут мешать тем, кто делает последнюю попытку спастись!

Поднявшись к нашим танкам, мы слышим приветствия и одобрительные возгласы! Танкисты из 1-й танковой армии с сочувствием смотрят на нас. Позднее я узнаю, что им тоже пришлось несладко. Около 80 километров они прорывались (с 11 февраля) через русские позиции, чтобы прийти нам на помощь, однако удалось это лишь нескольким танкам. Рассеявшись небольшими группами вдоль Гнилого Тикича, они создали укрепленные позиции для того, чтобы соединиться с нами. Не всем нам удалось выйти в намеченное место, вот почему им пришлось рассредоточиться, чтобы оказать помощь всем нам. Труднопроходимая местность и река помешали им пройти дальше, и основная масса танков не смогла продвинуться так далеко, поскольку им приходилось сражаться со сложным рельефом больше, чем с русскими, намеревающимися остановить их! Это танкисты из LAH, танковой дивизии СС лейбштандарт «Адольф Гитлер»[86]. Я вдруг почувствовал себя в полной безопасности!

Фриц спрашивает, могут ли они позаботиться обо мне, и они показывают на группу домов в 200–300 метрах отсюда. Там принимают прибывающих раненых. Когда он передает меня на попечение медиков, я хочу попрощаться и выразить ему свою безмерную благодарность. Спрашиваю, как его зовут и откуда он. Но он смотрит на меня, качает головой и говорит – нет! Говорит, это не имеет значения. В любом случае, говорит он, я еще вернусь. «Сегодня еще увидимся». Я недоуменно смотрю на него. Тогда Фриц объясняет, что возвращается в окружение на поиски других раненых!

Мгновение я смотрю на его лицо, заросшее щетиной, осунувшееся от усталости, которое мне кажется более серьезным, чем прежде. Я вижу его лишь несколько секунд, потому что он быстро разворачивается и уходит. Садится на свою лошадь, а другую берет в поводу. Вижу, как он, не оборачиваясь, исчезает в том направлении, откуда мы прибыли. Я не успеваю прийти в себя, поскольку глубоко взволнован! Мое горло сжало так сильно, что я не могу произнести ни слова. Стискиваю зубы, дабы не выдавать своих чувств. Среди солдат демонстрировать свои эмоции не принято! Мы должны быть сдержанными, не ронять своего достоинства! Когда мы пожимали друг другу руки, Фриц торопливо отдернул свою, как если бы не хотел «зайти слишком далеко». Хорошо его понимаю. Он сказал, что я сделал бы для него то же самое, и больше тут нечего добавить.

Вот вам человек, который сегодня рисковал ради меня своей жизнью, может сотни раз, который выполнил свой долг перед собой и передо мной – в большей степени, чем от него кто-либо мог потребовать, больше, чем обязывал долг. Никто не посмел бы упрекнуть его, если бы он этого не сделал! И этот человек собирается начать все сначала, вернуться к исходной точке! Возвращается в этот ад, в котором каждый, кто еще остается там и кто побывал в нем сегодня утром, собирается сделать все возможное или сделал все возможное, лишь бы вырваться оттуда. И какой ценой! Как много людей уже погибло, и сколько еще погибнет в попытке прорваться, и он, который знает все это, возвращается туда, полностью осознавая ситуацию, зная обо всем, что ждет его там. Он уже прошел через этот ужас со мной, но тем не менее возвращается! Ничто не может остановить его, он рвется спасать раненых! Невероятно, это просто греческая трагедия! Как говорят «Das ist Soldatenmut!» (из немецкой военной походной песни «Dorotee…». – Пер.), это настоящая солдатская отвага!

И

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату