Глава 18. Разложение и высшая ступень государственного устройства
Ограничив власть дожа и сделав его простым должностным лицом города-государства, венецианцы придали конкретную форму идеалу политической свободы. Этот идеал расцвел в конце Средневековья и в других итальянских городах-государствах. Недоверие к единоличной власти выразилось в недолгих сроках службы, ограничениях, наложенных на возможность перевыбора, а также передачи полномочий от отдельных лиц комитетам и советам. В XVI веке конфликты с сильными монархиями требовали роста вооружений, эффективной дипломатии и финансовой политики, что трудно совмещалось с существовавшими тогда государственными структурами. Почти повсюду республиканские принципы, прославляемые гражданскими гуманистами, были преданы забвению – если не в теории, то по крайней мере на практике. И лишь Венеция по-прежнему отстаивала свою независимость, основанную на принципах республиканизма.
С современной точки зрения ни одно государство XVI века нельзя назвать успешным. Тогдашние правительства не обладали достаточной властью для того, чтобы собирать налоги и применять те или иные законы. Если не считать Венецию, лучше всего это удавалось монархиям. Хронисты и исследователи того времени поражались тому, как Венеции удалось продержаться в окружении великих держав, оставаясь республикой. Благодаря военно-морскому флоту и дипломатическим маневрам она даже сохранила почти все свои владения. И тогда, и сейчас восхищение вызывают политические и административные достижения Венеции. Ее население в целом не страдало от голода и занималось созидательным трудом. Внутри Венеции царил мир, существовали муниципальные службы, например служба здравоохранения, а ее система правосудия славилась своей беспристрастностью по отношению к выходцам из всех слоев общества. Кроме того, Венеция гордилась своими дипломатами и своим флотом, который, хотя больше и не превосходил флоты других стран, представлял собой силу, с которой соседям приходилось считаться. Флот опирался на мощь Арсенала, самого крупного промышленного предприятия своего времени.
Однако в глазах многих венецианских аристократов не это являлось высшим достижением Венеции. Самым драгоценным признавалась жизнеспособность республиканской системы правления. Хотя в Венеции не было единой конституции, традиции политического поведения были основаны не только на отдельных законах, но и на традициях. Они включали в себя контроль над тем, чтобы к власти не приходили люди безответственные, что стало характерно для многих городов-государств. Кроме того, в Венеции существовала традиция, по которой власть по праву рождения принадлежала аристократам. Путь к верховной власти прокладывался не с помощью жадности и непомерных амбиций, а благодаря одобрению собратьев по правящим кругам. Не приветствовался как излишний популизм, так и служение корыстным интересам наиболее жадных и наименее образованных представителей знати. Республика требовала добродетели, как позже писал Монтескье, сведшей к единственному слову суть республиканской системы правления. В XVI веке некоторые наблюдатели объясняли успехи Венеции тем, что венецианские аристократы якобы ставили превыше всего гражданский долг и служение обществу.
Подобно современным демократическим идеалам, венецианский республиканизм требовал больше добродетели, чем можно обнаружить, изучая повседневную политику. В то самое время, когда так идеализировали политическую систему Венеции, многим венецианским аристократам казалось, что республика проявляет тревожные признаки разложения. Многие чисто венецианские «изобретения», например тайное голосование, усовершенствовали, дабы избежать коррупции. Контраст между нереализованными, но не забытыми идеалами, с одной стороны, и вниманием к личным и групповым интересам, с другой стороны, делал венецианскую политику вполне современной по духу, хотя она и отличалась своеобразием в деталях.
Аристократия, независимая и равная
Все перемены, ведшие как к повышению отдачи, так и к борьбе с коррупцией, проходили в рамках аристократической системы, сложившейся в начале XVI века и окончательно сформировавшейся после ряда кризисов в годы войны за Кьоджу. Дожа называли Государь (Il Principe), однако он ничего не мог предпринимать без одобрения своих советников. Аристократы, которые могли попасть в советы, происходили из семей, составлявших 6–7 процентов населения города. Их суверенная власть, по факту давно установленная, получила полное символическое выражение после отмены Генеральной ассамблеи. А в 1423 году Большой совет провозгласил, что его указы, даже если они меняют основные законы, имеют силу без церемониального общенародного одобрения. Слова «угождать вам» убрали из вступительной речи каждого вновь избранного дожа, выбранного комитетом из сорока одного аристократа. Меняющийся дух республики отразился и в ее названии. В 1462 году клятву дожа изменили, убрав из нее ссылки на Венецианскую коммуну. Венецию, а также, в собирательном смысле, ее правительство стали горделиво именовать Сиятельнейшей.
Хотя аристократия увереннее демонстрировала свою независимость, доступ в ее круг стал более ограниченным. Новые семьи после 1381 года больше не принимались. В 1403 году предлагали принимать в Большой совет новую семью «урожденных граждан», представителей среднего класса, после того как пресекался какой-либо «старый» род. Однако предложение отклонил Совет дожа. Аристократы из городов, подчиненных Венеции, например Вероны, не принимали никакого участия в управлении; им отводили лишь второстепенные роли в их родных городах. Очень редко, по особому личному разрешению, кого-то из них допускали в венецианский Большой совет, однако другие советники не принимали новичков в свои ряды; их не выдвигали на высокие посты.
Хотя сама по себе аристократия была наследственной, в кругу венецианской знати не было расслоения. Настоящие различия, связанные с размером богатства, естественно, были разительными и болезненными. Они проявлялись в драгоценностях и нарядах женщин и молодых людей, которые объединялись в общественные клубы, называвшиеся «обществами чулок», так как члены каждого из них в знак отличия носили чулки особого цвета. Экстравагантность и демонстрация богатства ширились, несмотря на то что были запрещены законами, регулирующими потребление предметов роскоши. Дома и мужчины и женщины носили самые разные костюмы, а женщины не жалели средств и усилий, наряжаясь на выход. Но зрелые аристократы ходили в простых черных мантиях или тогах – кроме магистратов, которым полагалось носить мантии красного, фиолетового или пурпурного цвета. Таким образом, одежда символизировала равенство всех аристократов, кроме тех, кто возвысился временно, благодаря занимаемой должности. По закону все аристократы имели право быть избранными на любую государственную должность, за исключением тех, кого признавали непригодными из-за преступлений, неуплаты налогов и других нарушений.
Браки аристократов с простолюдинами случались довольно часто, благородство происхождения определялось по отцовской линии. Если мать была служанкой или проституткой, ребенка нельзя было зарегистрировать в «Золотой книге», куда благородные родители заносили сыновей, дабы подтвердить право их вхождения в Большой совет. Однако, если мать-простолюдинка была законной дочерью богатого купца, мастера-ремесленника или «урожденного
