Резко, как в дурном кино, взревел мотор, и завизжали колеса. Хват медленно прорывался через автомобильные пробки, собственно, руль сжимал робот, мысли военного атташе были совсем далеко, вспоминался бал в суворовском училище, на котором он впервые увидел Нину, скромную школьницу с легкой походкой и уволакивающими в себя голубыми глазами. О, ее соломенного цвета волосы, пахнувшие то ли сиренью, то ли геранью. Не может быть! Наверняка это монтаж, умело сделанный мерзкий монтаж! Не внушай себе ерунду, полковник, все это правда, разве ты сам иногда не чувствовал по глазам дога, что он влюблен в твою жену? Разве тебе не было противно, когда она иногда чесала его пузо?
Руки до боли сжимали руль, пиджак и рубашка насквозь промокли от пота.
Смизерс влетел в комнату, дрожа от волнения.
– Поехали к нему! У меня дурное предчувствие!
– Успокойтесь, Дэвид, это обычная работа! – Ростоу уже оправился после потрясений и старался держаться, как Джеймс Бонд после прыжка на парашюте с горящего самолета. – Дайте ему подумать, он оценит ситуацию и согласится. Это азы разведки, никто не соглашается сразу! Дайте ему пережить шок!
– Поехали к нему! – заорал Смизерс. – Немедленно! Я слышал и видел, как вы клали в штаны, хватит играть героя!
– Подумайте об интересах дела! – тоже повысил голос Ростоу. – Надо выждать! Мы же с вами разведчики!
– Мы с вами говно, говно, говно! – это была истерика. – И наши службы – полное говно!
Если вы не поедете со мною, я отправлюсь один! – Дэвид буквально вытолкнул Ростоу на улицу и посадил рядом с собою в машину.
А Хват все гнал и гнал, никак не мог добраться до дома, в голове – Нина, дог, казармы, плачущие чехи в Праге, обступившие танки, снова Нина, соломенного цвета пышные волосы, падающие на плечи, пахнувшие. чем? Прекрасные голубые глаза, как они смотрели на дога!
Не стал ожидать лифта, забыл о нем, помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через ступени.
Нина открыла дверь, отшатнулась в ужасе. Постаревший, бледный человек с остекленевшими глазами, он молча бросил ей в лицо фотографии, прошел в комнату, достал из письменного стола револьвер и решительно направился на кухню.
Антон молча глядел на него грустными глазами, словно предчувствуя конец.
– Не надо! – закричала Нина, вцепившись в плечо мужа, но Хват уже выстрелил прямо в грустные глаза, он стрелял и стрелял, пока не разрядил всю обойму, слезы бежали по его лицу. А потом стряхнул Нину с плеча, больно схватил ее за руку, вывел в коридор, выбросил на лестницу, она упала, но тут же вскочила с разбитых колен и заметалась, натыкаясь на стены, побежала вниз по лестнице, пока не ударилась о дверь, выходившую на общий балкон.
Около съежившегося комочка с расколовшейся головой быстро собиралась толпа, появился дворник-араб, он что-то кричал и объяснял.
Раздался выстрел где-то наверху, это улетела в жаркое небо душа военного атташе.
Василий Осоргин вышел из подъезда и застыл. Подходить к телу не стал, мертвецов не выносил.
На полной скорости подлетела машина со Смизерсом и Ростоу, они вышли на тротуар и остановились. Смизерс взглянул на труп, отвернулся и прижал руки ко рту – его вырвало. Ростоу не двигался, стоял неподвижно как столб.
Оглушительно сигналя, подъехала «Скорая помощь», тело Нины погрузили на носилки, волосы соломенного цвета выбивались из-под простыни и развевались на ветру.
Машина рванула, помчалась по улицам, не переставая сигналить.
Дворник-араб уже успел сбегать за тряпками и водой, собрал в кучку разлетевшиеся комочками мозги, накрыл их газетой, тщательно смыл кровь с асфальта, бормоча что-то под нос.
Толпа устала наблюдать и разошлась, солнце быстро высушило асфальт, и он заблестел, словно ничего не произошло, все в мире продолжало жить, как и прежде. В банановые листья дунул ветерок, и они нежно зашуршали.
Взгляды Ростоу и Осоргина пересеклись, сошлись воедино, разбежались и встретились снова.
Американец подошел к резиденту КГБ, глаза его слезились, его трясло.
– Какое несчастье! – сказал он, заикаясь от волнения. – Давайте поедем куда-нибудь и выпьем, Базиль!
– Давайте! – сказал белый как полотно Осоргин, и все трое прошли в машину.
Звездный миг
В «Руководстве для агентов Чрезвычайных Комиссий» несколько коряво записано: «.для сотрудничества важны личные симпатии к заведующему политических сысков, особенно хорошо, если будет женщина, но заведующий не должен увлекаться из личных симпатий. Она многое может сделать, но нужно быть чрезвычайно осторожным».
На посольские банкеты приходят разные люди, одни – чтобы побеседовать и получить информацию, другие – чтобы показать себя и свои необыкновенные туалеты, третьи – чтобы выпить и пожрать, некоторые – просто так.
Когда я узнал, что Катрин не только второй секретарь посольства, но и шифровальщица, у меня покрылись потом ладони. Шифры – это Эверест для любого разведчика, если, конечно, это не шифры индейцев племени лулу, хотя и их, наверное, для коллекции прихватит служба. Шум стоял отчаянный, от разгоряченных тел шел жар, пахло дымом и потом, давились у стола с осетром длиною в крокодила. Мы познакомились, обменялись визитными карточками, договорились увидеться. Когда я узнал о ее занятиях, то почти сразу же отскочил в сторону как от прокаженной, дабы не «светить» сокровище наличием своего присутствия.
Несколько дней мучительного выжидания и необыкновенных фантазий, наконец, звонок из телефонной будки на окраине города, вкрадчивое приглашение на ужин. Неужели скажет, что занята? И конец мечтам о жар-птице, и снова старлей пойдет за плугом, разрыхляя сухую землю. Но фортуна была милостивой, и вскоре, сменив несколько автобусов, я ожидал Катрин у ресторана. На посольском рауте в мельканье лиц и бриллиантов я ухватил лишь туманный абрис прекрасной дамы, больное воображение подняло ее до мадонны Рафаэля, тогда в ней все дышало очарованием – видимо, мечты о шифрах рождают в душе нежность.
И когда из «Пежо» вышла неимоверно худая, вдвое старше меня женщина с запавшими
