– Что стоишь? – укорил я Зарю. – Твоя стрела – ты и доставай!
Послушалась. Шуганула прочих лекарей-любителей, которые уже успели обрезать край металлизированного кожана и распороть рукав рубахи, лично обломила наконечник и одним рывком, умело, с поворотом, выдернула тонкое древко.
Кровища хлынула будь здоров, но рана, насколько я могу судить, пустяковая. Так, чуток под кожу зацепило. И хорошо, что стрела обычная, шильцем, а не срез.
Нет, отменно парни обучены. Как грамотно стоят: не гурьбой, а «рожками» наружу. Уверены, что там, снаружи, все мои страшные хирдманы прячутся. А поскольку где они – непонятно, то приходится варягам держать круговую.
За мной тоже присматривают, но так… халатненько. Я этих смотрящих даже и без Волка за пять сек в Ирий отправлю при желании.
Но желания такого нет, прямо скажем.
Я присел рядом с Анудом, которому оказывали медицинскую помощь. Пациент вел себя достойно: потел, дышал сквозь зубы, но не дергался и не пищал.
– Не знаешь, куда ушел Ольбард? – поинтересовался я.
Парень резко мотнул головой. Ему сейчас немного не до разговоров. А придется.
– Переговорить с ним хочу, – пояснил я. – Не дело это – нам с варягами враждовать.
– Зарю верни! – потребовал Ануд и тут же зашипел от боли. Очень опрометчивые слова, когда предмет обсуждения обрабатывает тебе раневый канал.
– Это плохой совет, – я покачал головой. – Да и не поможет он. Дело не в моей невесте… – Заренка немедленно заулыбалась. – Рюрик приказал ему меня убить. Ты сиди, сиди, не дергайся. Он струсил, Рюрик. Ты, верно, слыхал, что у него в Дании остались очень сильные и немножко обиженные на него враги?
Молчание. Но по физиономии вижу: слыхал. И о том, как Сигурд Змееглазый Рюрика разгромил, и о том, как уцелевшие у Сигурда Рагнарсона прямо из-под носа драккар увели.
– И это очень могучие конунги, – продолжал я, делая вид, что совсем не интересуюсь навострившими ушки варягами. – Сотни кораблей, десятки тысяч воинов, да таких, что в бою получше, чем Трувор или я. Воины Одина. Рюрик это знает, ведь он тоже ходил под их знаменем, когда звался не князем, а морским конунгом. И знает, что в сравнении с ними он – как бурундучок перед мишкой. Ам – и нет! – Я показал жестом, как медведь подхватывает мелкую живность и отправляет в пасть. – Рюрик помнит, как копье Сигурда, сына Рагнара, пробило его грудь. Он помнит, что жив только по одной причине: они не знают, что он жив. Вот он и укрылся в Ладоге, как бурундучок в норке под камешком, и трясется от страха.
Я сделал паузу, предоставив молодежи мне возразить. Но возражений не было. А вот беспокойство – да. Имелось. Даже опасение. Ну, добавим еще сольцы на ранку. Я потянулся, покрутил головой, разминая шею. Заря закончила перевязку. Уселась рядышком, положила ладошку на плечо.
– Он очень боится, бурундучок Рюрик, – продолжил я в полной внимания тишине. – Боится Рагнара и его сыновей. Меня тоже боится. Что ж, я понимаю его страх. Так вышло, Ануд, что я с этими могучими конунгами – в большой дружбе. В вики с ними вместе ходил. На франков. На англов. Врагов бил, добычу брал… И обиды от них не видел. Настоящие вожди щедры к своим людям. Так, воины?
– Да-да…
Меня слушали как скальда.
Ануд сидел рядом и вставать не торопился. Тоже внимал.
А я рассказывал. О походе на франков. О том, как недавно на британские земли ходили. О золоте монастырском, о тысячах храбрых викингов, о множестве кораблей, поднимающихся по рекам, о разбегающихся в ужасе вражеских армиях… Потом перешел уже на наши личные приключения. Рассказал, как мы пировали с Хальфданом Черным и прикончили четыре десятка ульфхеднаров. И о том, как Хальфдан-конунг отдал Медвежонку свою единственную дочь.
Ну, тут я, может, и приврал. Понятия не имею, сколько у Хальфдана дочерей. Но единственная – это звучит. А слушатели у меня были оч-чень благодарные. А уж тема какая интересная. Великие дела, великая слава, великие воины…
А они тут. В бурундучьей норке.
И я продолжал, делая вид, что рассказываю исключительно Ануду, не обращая внимания на остальных. Но они-то на меня внимание обращали. Еще как. Даже за лесом следить забыли.
– …Я пришел, чтобы помочь моему бывшему вождю, Ануд. Не знаю, видел ли ты князя ладожского в те времена, когда он был славным морским конунгом Хрёреком? Когда для всех нас было радостью и честью стоять с ним в одном строю? Теперь я думаю, что копье Сигурда Рагнарсона не ранило Хрёрека-конунга… Оно его убило!
Я сделал очередную драматическую паузу. Зуб даю: основное внимание варягов сейчас направлено не наружу, а внутрь.
– Умер славный и бесстрашный Хрёрек-конунг. Тот, кто выжил, он другой. Он умен, опытен и может быть неплохим князем для какой-нибудь маленькой Ладоги…
Ага. Маленькой. Склонен думать, что территории, подконтрольные нынче ладожским князьям, уж никак не меньше Сёлунда. Хотя дело ведь не в площадях. Дело, как всегда, в людях.
– Рюрик сменил имя и отпустил длинные усы, чтобы пришлые купцы принимали его за одного из вас, варягов. Он утратил свое имя, свой род и свою славу. Страх сделал его изгоем. Страх сделал его слабым. Он нуждался в силе, и я предложил ему силу своего хирда. И он ее принял, Ануд. Он принял ее, хотя и знал, что одного моего слова достаточно, чтобы медведь нашел норку бурундучка. Я был нужен ему, чтобы победить Водимира. Может быть, Рюрик уже тогда знал, что не позволит мне вернуться домой. Потом, после того как я побью его врагов… – Я пожал плечами. – Ты знаешь, Ануд, все знают: без меня Водимир растоптал бы Рюрика. И забрал Ладогу. Живи Рюрик по чести, он отдал бы нам лучшее из добычи. Нам и тем варягам, что погибли, когда мы брали стольный град Водимира. И уж конечно, настоящий князь не стал бы отнимать взятую нами казну. Пусть для нас, викингов, это и невеликое богатство, но родня ваших братьев получила бы довольно, чтобы помнить о доблести
