На этом участие Хавгрима в тренинге завершается. Палица отступает, утаскивая за собой плененного варяжонка, а на поле боя остается один Медвежонок. Соло. В окружении восьми варяжат. Хотя не уверен, что окружение – правильное слово. Волк в овчарне. Так точнее. При всем моем уважении к варяжатам. Но они были сами виноваты. Позволили противнику превратить правильное построение в беспорядочную толпу. А работать в такой толпе – это ж милое дело для бойца-одиночки уровня «воин Одина». Будь Медвежонок в берсерочьем угаре, он бы перебил их всех секунд за десять. В обычном состоянии и в учебном бою все остались живы. Свартхёвди работал очень аккуратно. И если попадал по тушке, то исключительно плоскостью меча или его оголовьем. А вот ему самому несколько раз прилетало по-взрослому. Оружие у варяжат – в боевом варианте, а азарт – зашкаливает. Ну да у моего братца доспех отличный, и удары он пропускал осмысленно. Что особенно приятно: никто из варяжат не пострадал от «дружеской руки». И сам факт радовал, и уровень подготовки.
Что и было официально объявлено Медвежонком, когда сконфуженная молодежь выстроилась на месте своего разгрома.
Отдельной похвалы удостоился Щандр, который, оставшись в одиночестве, секунд двадцать более или менее успешно сопротивлялся атакам Свартхёвди. Последний, понятное дело, работал в треть силы: знал, что боевой дух дренгов время от времени надо потешить такой мелочью, как достойный проигрыш.
Засим побитое воинство получило нежданные плюшки. Броньки и оружие из нашего спецхрана. Не все, правда, а только те, кого мы сочли особо отличившимися. И не в подарок, а так сказать, в лизинг. Но радовались варяжата, как местные детишки – медовым сотам.
А потом мы покушали, дождались сумерек, взялись за весла и тихо-тихо выбрались из своей протоки.
Выбрались и двинулись вниз по течению. Подальше от Трувора и… поближе к Ладоге.
Где, я в этом ничуть не сомневался, нас совсем-совсем не ждут.
Глава 12. История Зари, дочери Трувора Жнеца
– Я не люблю отца.
Головка Зарёнки лежала на моей руке. Мы смотрели на звезды. Палуба под нами чуть-чуть покачивалась.
– Мама умерла… Мне было девять зим тогда, Вильду – семь. Ее убили. Я знала, что ее убили, но отец не захотел мстить. Сказал: не видит причины. Мол, я все придумала. И ушел в вик. На три года.
Я молчал. Мне не верилось, что Трувор отказался мстить за смерть жены. Я чувствовал: нельзя спрашивать. И уж тем более – спорить.
– У мамы не было здесь родни. Отец привез ее с юга. За ней дали хорошее приданое, и сама она была красивая и веселая. Ей было трудно у нас. Там, дома, она жила как княжна. У нас – не так. У нас нет рабов для домашних дел. Женщины всю работу делают сами. Даже те, кто княжьей крови, как мы. Отец не позволил маме взять в дом челядь. Сказал: привыкай жить по-варяжски. Только когда мама умерла, он взял в дом наложницу из полонянок, чтобы та помогала бабушке…
Заря замолчала.
Через некоторое время я спросил:
– Как она погибла?
Я чувствовал: ей хочется об этом рассказать, но начать трудно.
– Заболела, – после небольшой паузы ответила. – Сгорела за три дня.
Вот как? На понял.
– Ты сказала: ее убили?
– Так и есть. Женщины белье стирали на мостках. Ее столкнули. Вода была холодная, ночами уже подмораживало. Пока выбралась, пока белье собрала… Была бы дома бабушка, она б ее выходила, но бабушка с отцом на торг уехали. Дома только мы с Вильдом и оставались. Она на следующий день слегла и уже не встала. И позвать некого было: почти вся родня наша ближняя тоже на торг отправилась. Последняя ярмарка перед тем, как реки встанут. Я к сестре отца побежала, а та… Это она ее и убила! – с ожесточением проговорила Заря. – Нам с Вильдом сказала, что сама все сделает. Знахарку позвать не дала. Я от женщин потом слышала: это она ее в воду и столкнула. Будто случайно. А отец мне не поверил. Сказал: наговаривают. Хотел ее даже к нам в дом взять. Она вдовая была. Жила с родней покойного мужа. Бабушка не разрешила. А не то бы я ее еще раньше убила. Или она – меня.
– Ты ее убила? – изумился я.
– Конечно. Я богам клятву принесла, гейс по-вашему: как только смогу взрослый лук натянуть, первая стрела ее будет. Три года до того с луком упражнялась. И со всяким оружием. Вильда дядя наш учил, а я – рядом. Он ругался, дядя. Гонял. Но тетка моя, Кари Улебовна, сказала ему: пусть учится. И я выучилась. Из лука бью получше Вильда, – добавила Заря без гордости. – И клятву сдержала. Как сумела на дядин лук тетиву накинуть, так и сдержала. Подстерегла ее одну на тех мостках, с которых она маму столкнула, окликнула, чтоб знала, кто ее, и стрелой – точно в горло. А пока она хрипела, объяснила за что.
– И тебя не наказали?
– Никто не узнал. Я ее с мостков на лодку скинула, увезла, где поглубже, камни к ногам привязала – и все. Хороша я? – повернулась ко мне, ожидая похвалы. Лунный свет в глазах, красивая до невозможности.
– Хороша, – не обманул ее ожиданий я.
Вот, значит, у нас какие скелетики по ларям спрятаны. И вот почему эта девочка так ловко с луком управляется. Выучилась. Еще бы. С таким-то стимулом. А вот от Трувора я такого не ожидал. Не захотел он, значит, сор из избы… Или и впрямь не поверил? Думаю, второе. Сам бы я поверил, если бы мою родную сестру в чем-то таком девятилетняя девчонка обвинила?
Не знаю. Не было у меня родных сестер. Но проверил бы – точно. И детей на бабушку тоже вряд ли оставил бы. Или оставил? Случись что с Гудрун, разве я не доверил бы наших детей ее матери? Конечно, доверил бы.
Так что нечего других осуждать. Труворовой мамаши я не знаю, но что-то подсказывает: эта дама из сходной породы. Если я правильно помнил, ее двоюродная сестра была бабушкой князя Рюрика. То есть очень возможно – той же скандинавской породы. Черт! А ведь я и забыл, что Трувор с Рюриком – в родстве. Причем в родстве довольно близком, по местным меркам. Может, поэтому Жнец так за него держится?
– Расскажи мне, как твоя жена убила того ярла, – прильнув ко мне, попросила Заря. – Она и впрямь его убила?
– Да, милая. – Откровенность за откровенность. – На наш дом напали. Их было много, очень много…
Я задумался, вспоминая…
…Кольцо щитов вокруг. Разъяренные бородатые рожи, бьющая со всех сторон сталь, рев Хавгрима, зажатого со всех сторон,
