Я неприязненно покосился на Скоггерда.
– У мастеров фехтования учился.
– С родовым оружием не учили обращаться? – несколько фальшиво удивился Хёрк, допустив свой первый косяк в моем допросе.
– Рода больше нет. Я последний. Или первый, если вам, господин начальник привратной стражи, так будет угодно. И страны больше нет. Одни кости в сожженных городах. Новая жизнь, новый род, новое фамильное оружие.
– А сам-то откуда будете, почтенный фер? – не стал дальше ловить меня на противоречиях стражник.
– С того берега Великого океана, почтенный Хёрк. Из Халкидона, если вы слышали о таком. Если точнее, родился я по соседству, но здесь оказался после его падения. – В большинстве местных республик выжившие после падения абсолютизма благородные рода в принципе не теряли своего положения, однако я на всякий случай предпочел подстраховаться. Вежливое общение с данным типом тоже было не лишним. Нормы вежливости в данном случае дворянского достоинства не унижали, Скоггерд общался со мной вполне почтительно. В данной ситуации тыкание больше бы унижало дворянина, чем допрашивающего его низкородного. К моему счастью, нормам взаимоотношений Инга Георгиевна Ладыженская уделяла очень много времени, программа обучения вполне резонно предполагала, что знание мелких нюансов спасет немало народа от больших блудняков. Что, собственно, и подтверждалось.
– Ого, как далеко вас море занесло! То-то смотрю говор сильно не наш! Чем на жизнь там зарабатывали? И на дороге тут как оказались?
Я равнодушно пожал плечами. При проработке легенды главное было как можно меньше врать, даже чтобы самому не запутаться.
– Воевал за того, кто мне платит.
– На рядового мечника вы не похожи.
– Наверное, это потому, что я не рядовой мечник.
– Свою роту не водили? – Тон был до того вкрадчив, что собеседника хотелось одернуть. Играл он, откровенно говоря, весьма плохо.
– Нет. Лейтенантом ходил. Когда Халкидон пал, завербовался на судно старшиной корабельных скутатов. Далее море, плот, берег. Пришел в себя, переночевал, выбрался на дорогу. Встретил попутчиков. Дальше вам все известно.
– Что за плот? Как вы там оказались? – непритворно заинтересовался Скоггерд.
– При катастрофе. На песчаную банку какую-то по ночи наскочили. Мачты за борт, тонем, на нао паника, на палубе резня, люди за места в шлюпках друг друга режут. Другие сразу в волны бросаются. В общем, места в шлюпке мне не нашлось. А посудина наша возьми и не утони. На дно села. И даже потом сразу не развалилась. Вот и нашлось время добраться до инструментов и сделать плот.
Про песчаную банку, в принципе, можно было и не врать, но двадцать два дня в море по местным меркам заметно превосходили рекорд одиночного выживания, так что я предпочел сместить место катастрофы «Камбалы» на лежавшие не так уж и далеко от Бир-Эйдина Вдовьи пески, попадания на которые, кстати, непритворно боялся Абросимов. Небольшой архипелаг необитаемых песчаных островов, окружаемых и перемежаемых обширными песчаными банками, погубил в своих зыбунах кошмарное количество кораблей и в десятки, если не сотни раз большее число человеческих жизней. Где-то там даже лежали кости одного императора, безвестно сгинувшего вместе с целой эскадрой.
– Один на плоту были? – Скоггерд, будучи полицаем припортового города, мог оценить силу рассказа. Если я, конечно, как и он сам, в нем не сфальшивил.
– Один, кроме меня оставались одни умирающие. К утру уже половина померла. Все остальные, кто был в силах, еще ночью сами за борт попрыгали.
– Никого из живых на берегу не видел? На «Пожирателях» нередко до островов доплывают.
– Я вообще острова там не помню, одни волны, туман и песчаные зыбуны.
– Да, страшные там мели, – согласился со мной мент в описании песчаных банок архипелага, который я даже в глаза не видел, ориентируясь на земной научпоп по Гудвинским мелям и канадскому острову Сэйбл.
Осталось только пожать плечами. Далее разговор завял сам собой. У хитрого Хёрка нашлись неотложные дела по вправлению мозгов подъехавшей группе местных почетных граждан, активно высказывающих неудовольствие затором в воротах.
Интерлюдия
Мохан ан Феллем сидел в кресле главы городской стражи Бир-Эйдина уже более тридцати лет. Невероятная карьера для пятого сына нищего провинциального рыцаря, покинувшего замок, где родился, уже на следующий день после своего совершеннолетия. С тех самых пор он там не был ни разу.
К своей судьбе он пришел случайно. Отвоевав примерно в десятке провинциальных войнушек, как-то так получалось, что каждый раз, сдвигаясь к югу, молодой, но уже подающий большие надежды наемник однажды вписался в очередную грызню.
Очередной виток обострения длящейся десятилетиями банальной «соседской» войны. Половина кампаний, в которых Мохан участвовал, была точно такой же. Две или три из них даже имели те же причины – некто заметил подбирающуюся старость и решил заработать в Маленькой Победоносной войне на омоложение, к своему несчастью, выбрав не ту цель, которую нужно было выбирать. К несчастью ан Феллема и его людей, нанялись они именно к неудачнику.
К тому времени Мохан был уже достаточно опытным и удачливым командиром, чтобы к нему тянулись люди. Лох[16] из восемнадцати всадников – это, конечно, не рота тяжелой пехоты и не наемная кавалерийская тагма, однако в масштабах провинциальных войн за межевую деревеньку тоже большая сила. Куда большая, чем может выставить средний рыцарь своему сюзерену.
Договор не предвещал неприятностей, уж слишком были не равны, как тогда казалось, силы. Обширное богатое баронство на пересечении торговых путей и расположенная в глуши жертва – не идущая ни в какое сравнение, ни по богатству, ни по населению, ни по количеству мечей. Все, что было у баронов ан Феррет, это репутация отличных вояк, рачительных хозяев и их Железный замок, который никто за все время его существования не взял приступом. Эту проблему и должны были нейтрализовать нанятые наемники.
Не вышло. Ну и попутно выяснился один из секретов «девственности» баронского замка. Ан Феллем в будущем так и не узнал, были ли вырезавшие верхушку армии вторжения вампиры связаны с родом ан Феррет родством или какой-то клятвой, или барон просто их нанял, имея соответствующие связи, что, к слову, тоже было не всем доступно.
На третью ночь осады, как раз перед решающим штурмом, на лагерь осаждающих напали вампиры. Причем не какие-то там недавно обращенные слабосилки, а старые матерые кровососы. Паре вампиров, что ворвались в дом, где расположились Мохан и его люди, было не менее двухсот лет, скорее даже за триста. При теперешнем своем опыте и знаниям ан Феллем мог определить возраст вампира довольно легко, с точностью до пятидесяти лет. В определенных обстоятельствах и более.
Зрелище мечущихся в свете фонарей фигур, взблесков оружия, брызг и фонтанов крови преследовало его несколько лет. Из застигнутых в избе наемников уцелел один он, да и то только потому, что правильно оценил силы и сразу же выскочил
