Их подвели ко входу на южной стороне юртообразного жилища. Бурцев нечаянно вдохнул очередную порцию дыма. В горле запершило, сухой кашель сотряс все кости. А в следующую секунду стража впихнула его копейными древками под полог шатра. Кто-то со сноровкой бывалого спецназовца бросил Бурцева мордой в землю. Удар, правда, немного смягчил большой затоптанный ковер.
Он поднял глаза. Рядом уже лежал ниц предводитель татарских лучников. Кочевник распластался без чужой помощи – по собственной воле. Застывшими статуями встали у входа телохранители. В центре округлой юрты тлели угли очага. Над ними – отверстие в крыше. Для выхода дыма и входа света, надо полагать. Но дыма здесь было много, а света мало.
Возле очага под небольшим углом поднимался опорный столб шатра. За ним, напротив входа располагался грубый глиняный алтарь с изображением неведомых идолов, кое-как высеченных и размалеванных. Зато слева висела настоящая, вышитая на шелку картина – портрет симпатичной азиатки. Недурный, надо сказать, портрет.
Справа свалена в кучу богатая сбруя и оружие. Там же неподвижно восседал и хозяин шатра. Звякнув броней, незнакомец шевельнулся. Скуластое обветренное лицо с редкой растительностью и раскосыми глазами, покрывала обильная сеть морщинок. Однако властный взгляд все еще отпугивал старость. Хозяин шатра был крепким и жилистым человеком, а скупые, но точные движения выдавали в нем опытного бойца, всегда готового к смертельной схватке.
Мягкие расшитые подушки, на которых он сидел, плохо вязались с ладной фигурой воина. Такой «трон» больше подходит какому-нибудь разжиревшему изнеженному султану, а не рубаке с солидным стажем. Роскошные подушки предназначались скорее для демонстрации высокого социального статуса татаро-монгольского военачальника.
Молчание. Изучающий взгляд острых глаз-щелочек. Неторопливый кивок…
– Непобедимый хан Кхайду, внук Тимучина, провозглашенного на Великом курултае Чингисханом – Повелителем Сильных, дозволяет тебе говорить, юзбаши[24] Бурангул, – торжественно обратился к предводителю разведывательного дозора один из стражей.
Непобедимый хан… внук Тимучина, провозглашенного… Ну, конечно, как же без этого! Бурцев невольно вспомнил «Господина Конрада ландграфа Гессенского и Тюрингского, магистра ордена Святой Марии…» Да, в благоговении перед звучными регалиями Восток мало отличается от Запада.
– На пути к Легницким землям стоит крепость с прочными стенами, непобедимый хан. За стенами укрылись польские воины и немецкие всадники, носящие на одеждах черные кресты, – Бурангул докладывал, не поднимая лица от ковра.
– Я смогу взять ее быстро? – сухой голос Кхайду-хана прозвучал в тишине шатра, словно треск дерева на морозе. – Ты с лучшими воинами своей сотни ездил в разведку и должен знать это.
Бурангул вздрогнул всем телом, напрягся. Похоже, от верного ответа сейчас зависело многое. Может быть, сама жизнь сотника.
– Я… Я не имею права давать советы непобедимому хану. Я могу только сказать то, что видели мои глаза и…
– Говори, – поторопил хан. – Ты достаточно умен, чтобы иметь собственное мнение. Сейчас я хочу услышать его. Только говори правду. Говори то, что думаешь, юзбаши.
Бурангул тяжело вздохнул:
– Для осады потребуется слишком много времени. Этот польский город укреплен почти так же хорошо, как Вроцлав. Захватить крепость штурмом без осадных орудий и огненного запаса трудно. А того и другого мы лишились под стенами Вроцлава.
Пришла очередь вздрагивать Бурцеву. Если хан узнает, по чьей вине татары остались без пороков и горшков с «напалмом»… Лучше б тогда погибнуть тебе, Васек, от меча Казимира.
– А взять изгоном?
– Невозможно, непобедимый хан, – Бурангул еще сильнее вжался в ковер. – Перед крепостью – открытое поле. Даже ночью нельзя подобраться незамеченным. К тому же поляки почти все время держат ворота запертыми.
Хан сокрушенно покачал головой:
– Меня расстроил твой ответ, Бурангул, сильно расстроил. Мы спешим в легницкие земли и не можем тратить время на долгие осады силезских городов.
Бурангул перестал дышать.
– Но мне по нраву твоя смелость, – продолжал хан. – За смелость я вознаграждаю щедро. Ты не веришь в могущество моих туменов и не боишься говорить об этом. Что ж, правильно. Одной верой победы на этих землях не добьешься. Мы сможем обойти крепость, оставив ее в тылу?
– Это возможно, – сотник воспрял духом. – Правда, придется вступить в лес, но…
– Ясно, – оборвал хан. – Теперь расскажи о своем пленнике.
Бурангул расслабился. Его доклад был краток:
– У поляков и немецких воинов с черными крестами на одеждах было двое пленных. Молодая женщина и этот человек. Женщину увезли в крепость, а его хотели казнить в поле. Мы отбили пленника. Он говорит по-нашему, и я взял его с собой. Здесь, в Польше, это большая редкость. Кроме того, возможно, он укажет непобедимому хану слабое место в обороне крепости.
Только теперь внук Темучина-Чингисхана удостоил Бурцева взглядом:
– Откуда ты знаешь язык воинов степи?
– Я много путешествовал, – уклончиво ответил он. Ответил по-татарски, привыкая к пробудившимся навыкам полиглота.
– За что тебя приговорили к казни носители черных крестов и их польские союзники?
– Дрался против них, вот и приговорили.
– А против нас ты тоже дрался?.. – глаза кочевника изучали пленника. – Я слышал о лесном отряде, который без разбора нападает в этих землях на куявцев, мазовцев, немцев и моих воинов. Ты принадлежишь к этому отряду?
Бурцев молчал. Врать перед этими проницательными глазами опасно. Сказать правду – опаснее вдвойне.
– Ладно, поговорим о другом. Если ты поможешь взять польскую крепость, то будешь свободен и богат. Если откажешься, с тебя сдерут шкуру и бросят в огонь.
Снова от него требуют невозможного!
– Я не был в крепости и не знаю ее слабых мест. Меня захватили в плен за городскими стенами, и там же хотели казнить, – ответил Бурцев.
И приготовился умирать – долго и мучительно. Но испытующий взгляд Кхайду он все-таки выдержал.
Прошло около минуты, прежде чем хан заговорил снова. Обращаясь уже к Бурангулу:
– Я не вижу и не слышу лжи. Ты взял бесполезного полонянина, сотник. Он не годится ни на что, кроме грязной работы и грязной смерти. Уведи его к пленным полякам и уходи сам.
…В ту ночь, к великому счастью Бурцева, кочевники отдыхали после длительного перехода. Так что смог, наконец, передохнуть и он. Спать. Сейчас – только спать. Знакомство с собратьями по несчастью, затравленно сбившимися в кучу под охраной вооруженных воинов, было отложено до завтра.
Глава 47Снова повезло! Или не повезло? За поваленными деревьями не таились силезские лучники и арбалетчики. Небольшую группу пленников, среди которых оказался Бурцев, надсмотрщики гнали на расчистку очередной засеки. С тех пор, как тумены[25] кочевников начали обход Сродовской крепости, многотысячной орде пришлось углубиться в лес. А лесов степняки не любили. Леса заставляли растягиваться их в узкую беззащитную колонну.
