Стрелки Бурангула с опаской поглядывали на союзников, возившихся за их спинами с «громовыми шарами». Но вскоре у татар появился другой повод для беспокойства.
Под рев рогов и труб крестоносцы, наконец, двинулись вперед. Клин целил в авангардный отряд левофлангового тумена. «Ударят точно в середку – по новгородскому стягу», – определил Бурцев. Значит, он не ошибся: «угощение» для тевтонской «свиньи» нужно готовить именно здесь.
Все! Дело сделано. Мины, по его указанию, прикопаны в тяжелом сыром черноземе. Помощники-саперы снова сидят в седлах…
Китайские бомбы Бурцев расположил в несколько рядов. Если все пойдет, как надо, глубокое построение тевтонов увязнет в минном поле и захлебнется собственной кровью. Сектора поражения рассчитывались таким образом, чтобы ни один из осколков не пролетел мимо свиного рыла. Главное теперь – верно рассчитать время, поджечь фитили и самим успеть уйти с заминированного участка. Новгородцев-то он сразу отвел назад на приличное расстояние и велел не высовываться из-за щитов, пока не стихнут взрывы. Но лучники Бурангула должны будут стоять на своей позиции до последнего.
Движение рыцарей ускорилось. Крестоносцы, опустив копья, перешли на рысь, пехота побежала. Тевтоны намеревались побыстрее проскочить простреливаемое пространство и набрать скорость для сокрушительного копейного удара.
Лучники Бурангула дали первый залп. Стрелы с тяжелыми наконечниками ударили в бронированное рыло «свиньи».
Клин выдержал. Лишь несколько человек, не успевших прикрыться щитами, выпали из седел. Рухнуло с полдюжины лошадей, защита которых оказалась уязвимой перед татарскими стрелами. Но никакого замешательства эти потери не вызвали. Задние ряды объезжали или на скаку перемахивали через павших. Освободившиеся места в строю занимали новые всадники. Тевтонский клин на ходу восстанавливал самое себя. А четкости и слаженности действий орденских рыцарей в строю могли бы позавидовать организаторы военных парадов на Красной площади.
Засвистели редкие стрелы ответного залпа. Жиденького, но все же ощутимого. Повалились на землю стрелки Бурангула. Заплясали, сбрасывая наездников, раненые лошади. Легковооруженные стрелки – это не ханская гвардия нукеров, закованных в стальные латы. А арбалеты у немцев мощные.
– Огня! – приказал Бурцев.
Ему и его помощникам подали зажженные факелы. Пакля на тугих связках стрел потрескивала, слетавшие с острых наконечников брызги пугали коней.
– По моему приказу подпаливаете фитили и отступаете! – еще раз проинструктировал Бурцев бойцов из десятка Дмитрия. – Сначала жжем передние громовые шары, потом те, что сзади!
Он повернулся к татарскому сотнику:
– Бурангул! Как только загорится первый фитиль, уводи своих бойцов в стороны. Расступитесь перед крестоносцами без боя и сразу гоните лошадей прочь отсюда. Кто отстанет – погибнет. Потом разворачиваетесь и расстреливаете тевтонов с флангов. Всё ясно?
Всем все было ясно.
– Тогда ждем. Осталось недолго.
Бурцев тронул коня, протиснулся между стрелками Бурангула. Одна рука сжимает поводья, другая – горящий факел. Ждать, в самом деле, оставалось недолго, но до чего же тяжкое это было ожидание! До чего неуютно чувствовать себя под прицелом атакующего рыцарского клина.
Лучники продолжали засыпать стрелами приближающегося противника. Отчаявшись пробить бронированный лоб «свиньи», теперь они старались поразить задние ряды тевтонского клина и его чернодоспешную середину. И стрелы, перелетая через тяжеловооруженных всадников, все чаще находили жертв. Самые серьезные потери несли кнехты. Внутри клина становилось просторнее, а позади движущейся трапеции обозначился черный след из утыканных стрелами пехотинцев. Изредка среди пораженных кнехтов виднелись серые плащи сержантов и рыцарей-полубратьев. Белые одежды попадались еще реже.
Крестоносцы упорно держали построение, выставив перед собой щиты и копья. Навстречу оперенной смерти они мчались с бесстрашием берсеркеров и хладнокровием бездушных машин. И пока строй сплошного металла не рассыпался, даже опытные лучники кочевников были ему не так страшны, как рыцарям-одиночкам. Тевтонский клюв, спаявший крестообразной пайкой сотни людей, не ведал страха. Наоборот, несокрушимая орденская «свинья» сама внушала ужас. Психическая атака! Вот что это было…
Всадники Бурангула не дрогнули, не попятились. Но меткость все же начинала подводить стрелков. Степные кочевники привыкли воевать наскоком: напасть, два-три раза натянуть и спустить тетиву, отступить, атаковать снова и вновь откатиться. А вот так, стоя на одном месте и ожидая удара железного кулака, ощетинившегося копьями… Так им было в новинку. Но и не ждать нельзя. Тевтонская «свинья» должна видеть перед собой обреченную жертву. И наращивать, наращивать с каждой секундой скорость, чтобы в итоге лишиться возможности развернуть свое кабанье «рыло» в сторону. Несущийся клин был сейчас разъяренным многорогим быком, а лучники Бурангула – воплощением тореадора с красной тряпкой. В последнее мгновение перед столкновением они исчезнут, обратятся в пустоту. Если успеют…
Люди все понимали, люди волновались и пускали стрелы уже не так точно. Степные лошадки нервно подрагивали. Надвигающийся на легкую конницу живой вал устрашающе лязгал мертвым железом.
Глава 61Казалось, все Доброе поле содрогнулось: тевтоны пустили коней в тяжелый галоп. Пешие воины едва поспевали за всадниками.
Ответных выстрелов больше не было. Стрелять на такой скорости из глубины строя арбалетчикам несподручно. Да и времени на перезарядку самострелов не оставалось. И ни к чему это: противник близко, а скорость набрана достаточная, чтобы смять его, опрокинуть копьями, пробить и расширить брешь в обороне.
– Готт мит унс![47] – разнеслось над полем. Интересно, тевтоны, действительно, считают, что Господь на их стороне?
Потом громыхающая лавина издала еще один многоголосый, но уже невнятный вопль. В нем было всё: боевой клич, обещание скорой смерти, восторг предстоящего кровопускания… Этот полузвериный рык, приглушенный шлемами, давал понять, что носители крестов на время битвы перестают быть людьми.
Всадники Бурангула тоже убрали луки. Но до чего жалко выглядели их плетеные щиты, короткие копья и редкие сабельки! Смешно было даже помыслить, что небольшой отряд легкой конницы способен стать сколь-либо серьезным препятствием на пути закованной в металл кавалерии ордена. Бронированное рыло «свиньи» снесет такого противника, даже не замедлив хода.
Бурангул вопросительно глянул на Бурцева. Тот покачал головой. Да, первая шестерка отборных рыцарей из острия клина совсем близко. Да, земля дрожит от ударов тяжелых копыт. Да, теперь развернуть «свинью», не поломав строя, тевтонам не удастся. Но…
Но фитиль китайской бомбы горит всего-то секунды три. Он проверял.
Теперь и новгородцы с факелами заерзали в седлах. Бедняги не имели возможности даже схватиться за оружие: руки заняты.
– Рано, – процедил Бурцев. – Еще рано.
Кони нервничали, люди тоже. Зажженный факел в его руке – и тот, казалось, проявлял признаки нетерпения: огонь шипел и плевался искрами. А Бурцев ждал.
Рано… Ни одна мина, ни один осколок не должны пропасть даром.
Он уже различал не только чернильную черноту крестов на щитах и плащах. Он видел злой блеск глаз в прорезях горшковидных шлемов. И даже понимал, какое из шести первых вражеских копий метит в его грудь. Вон то, второе слева. Массивный, чуть туповатый наконечник… Такой не просто прокалывает чужой доспех
