– Как только прогремят взрывы, сразу атакуйте, – обратился Бурцев к дружине. – Если взрывов не будет, ждите нас сутки. Не вернемся – уходите. И не вздумайте штурмовать замок сами – только поляжете зря.
Приказ пришлось произнести трижды: на русском, польском и татарском.
…Ранним утром к Взгужевеже подъехали три всадника при полном рыцарском вооружении. Ветер трепал белые плащи с черными крестами на плечах, глухие шлемы-топхельмы закрывали лица.
Разумеется, их заметили: на боевых площадках было полно кнехтов. Но, видимо, эти ребята здесь ничего не решают. Призывные крики Освальда на немецком не возымели действия. Поднятый мост не опустился ни на йоту.
Наконец среди кнехтов появился сержант в серой накидке с «Т»-образным крестом на груди. Рыцарь что-то проорал сверху.
– Спрашивает, кто мы такие, – перевел Освальд.
– Ну, так скажи – послы магистра Конрада вернулись.
Освальд прокричал ответ.
Трудновато вообще-то беседовать вот так – на приличном расстоянии, не снимая шлема. Ну да луженая глотка добжиньского рыцаря прекрасно справилась с этой нелегкой задачей: рев из-под стального ведра прозвучал глухо и грозно. Однако воин в серой накидке оказался не из пугливых. Со стены снова донесся голос сержанта. Освальд негромко выругался:
– Спрашивает, как представить благочестивых братьев, то бишь нас, магистру.
Крепкое словцо вырвалось и из уст Бурцева. Увы, ни сам Освальд, ни его люди, расправившиеся в силезском лесу с посланниками Конрада Тюрингского, не удосужились узнать их имена.
Серый сержант еще раз что-то крикнул. И еще…
– Торопит, пес тевтонский! – скрипнул зубами добжинец.
Понятное дело. Не каждый день дотошный сержант сталкивается с рыцарями, запамятовавшими собственные имена. Думай, голова, думай!
– Скажи, что мы выполняем секретное поручение магистра и не желаем быть узнанными! Скажи, что говорить будем только лично с Конрадом Тюрингским. Скажи, что у нас для него срочные и крайне важные вести о крестовом походе. И отчитай этого сержанта построже, чтоб не умничал.
На этот раз Освальд превзошел самого себя. Его отрывистый монолог, приглушенный шлемом, напомнил Бурцеву рык разъяренного льва…
Проняло! Наверху засуетились. Кто-то кого-то звал, кто-то куда-то бежал. Вскоре на стену поднялся рыцарь в белой накидке с черным крестом во всю грудь. Шлема на нем не было – Бурцев разглядел длинные седеющие волосы и всклокоченную бороду. Видно, братья ордена Святой Марии следят за своим внешним видом не столь тщательно, как светские рыцари.
Рыцарь-монах глянул вниз и облаял несчастного сержанта. Теперь приказы отдавал полноправный орденский брат.
Послышался скрип и лязг. Мост начал медленно опускаться, а воротная решетка за ним так же медленно поднималась вверх.
Наконец-то! Три всадника в тевтонских одеждах въехали в невысокую воротную арку.
Никогда ранее Бурцев не страдал клаустрофобией, но здесь, в этом гулком каменном пространстве ему стало не по себе. За воротами их ждал с десяток вооруженных воинов. Кнехты и опальный сержант стояли в почетном карауле. Там же вышагивал, позвякивая шпорами о камень, знакомый уже бородач – без доспехов, но при мече.
Увы, сражаться придется не только с ними: во внутреннем дворе замка было полно народу. И на стенах – кнехты. Пробиться с боем в башенку над воротами, где вновь поскрипывает мостовой ворот, нереально. Кстати, а почему ворот поскрипывает-то?
Бурцев оглянулся. Добротный мост из цельных бревен, обшитых толстыми досками, снова поднимался. Путь к отступлению был отрезан. Быстрый взгляд вверх… Над головой нависали зубья тяжелой воротной решетки. Ни щит, ни шлем от нее не спасет: решетка сомнет и пригвоздит к земле всадника вместе с конем. Кроме того, в арочном своде темнело несколько бойниц. Во врага, прорвавшегося через ров из этих бойниц, можно метать копья и стрелы, бросать камни, лить кипяток…
Эх, поднять бы наверх китайские бомбы. Тогда взрывами можно обрушить арочное перекрытие, свалить решетку и оборвать цепи моста.
Тевтон в белом плаще тем временем что-то объяснял.
– Извиняется, – чуть слышно, не поворачивая головы произнес Освальд. – Говорит, что магистр не надеялся на столь быстрое возвращение своих послов, поэтому стража не получила соответствующих указаний. Конрад велит проводить нас в трапезную. Аудиенция состоится там. А этот лохматобородый – он, кстати, комтур моего замка, подлец, – будет нас сопровождать. В сложившейся ситуации, я думаю, есть смысл начать не с ворот, а с Конрада, а, Вацлав?
Бурцев кивнул. Бородатый рыцарь облегченно улыбнулся. Вероятно, счел, что извинения приняты.
– Освальд, – шепнул Бурцев, слезая с седла, – нам бы как-нибудь затащить это в привратную башню, – он тронул сумки с бомбами. – Потом сами постараемся туда добраться и подпалить фитили.
– Попробуем, – так же тихо ответил добжинец. – Скажу, что у нас здесь ковчеги со святыми мощами, делающими крепостные ворота неприступными. Попрошу сложить нашу поклажу наверху.
Комтур удивился, но странную просьбу гостей выполнил. Прозвучал краткий приказ на немецком. Конюхи взяли под уздцы лошадей, кнехты потащили бомбы наверх.
«Только бы от излишнего усердия не обставили “ковчежки” свечками», – подумал Бурцев. Оказаться возле башни в момент случайного взрыва ему вовсе не хотелось.
Бородатый комтур снова заговорил, указывая на голову. Жест понятный без перевода: их просят снять шлемы. Действительно, к чему терпеть неудобства за стенами замка. Здесь-то безопасно. Для тевтонов безопасно.
Ну, вот и все. Приплыли… Пальцы Бурцева вцепились в рукоять меча. Клинок на перевязи оказался ближе, чем трофейная булава, притороченная к седлу. Если не удастся захватить ворота «Башни-на-холме», нужно хотя бы подороже продать свою жизнь… Бурангул тоже как бы невзначай положил руку на эфес меча.
Освальд, однако, к оружию не притронулся. Его ответная речь была краткой, но эффектной. На лице тевтонского брата проступило крайнее изумление, затем – уважение. Рыцарь почтительно склонил голову, жестом приглашая гостей следовать за ним.
Их провели по внутреннему двору, мимо жилых и хозяйственных построек – к главной замковой башне. Нет, определенно, замковый донжон напоминал Бурцеву башенку перехода, угодившую в Нижнем парке под его дубинку. Уж не эту ли колдовскую башню искал в Польше китайский мудрец Сыма Цзян? Впрочем, сейчас-то какой от нее прок?
Пока комтур открывал массивные двери из мореного дуба, обитого железом, Бурцев шепотом спросил добжиньца:
– Что ты сказал этому бородатому, Освальд? Ну, насчет шлемов?
– Что мы дали обет до конца весны не открывать лиц солнечному свету. И что вы двое к тому же скованы обетом молчания и позволяете себе лишь бормотать под нос молитвы.
– Здорово! – восхитился находчивостью рыцаря Бурцев.
Для убедительности захотелось даже прочесть что-нибудь из «Отче наш», да погромче. Он вовремя спохватился: православные молитвы тут явно не прокатят.
Нет, хорошая все-таки штука – ведро на голове. Под ним никто не заметит улыбки шепчущегося с товарищами молчальника.
Глава 74Брат-комтур ввел их в огромную пристройку у
