– Чего ты хочешь? – спрашивает она, приступая сразу к делу. – Говори быстрее, пока никто не явился.
Я понимаю, что это мой шанс.
– Я хочу прекратить все это, – говорю я. – Но сперва мне надо отсюда выбраться.
Чувствуя, будто стою над пропастью, я жду ее ответа. Я вижу два пути развития ситуации, и в конце одного из них я должен буду нокаутировать женщину. Со временем мне придется смириться с этим – если это время наступит.
– Хорошо. Тогда полезай вниз, – говорит она, показывая на каталку.
Между лежаком и колесами я вижу длинную металлическую полку. Я оглядываюсь по сторонам.
– Разве здесь нет камер?
– Системы наблюдения можно взломать. Они не устанавливают камеры здесь, внизу. Вместо этого они наблюдают за нами. – Медсестра стучит пальцем по электронным часам на своем запястье. – Эту штуку невозможно снять. Они знают обо всем, что я делаю. Я не могу никуда деться. Все мои движения отслеживаются двадцать четыре часа в сутки.
Еще бы. Едва ли Компания захочет, чтобы известие об их человеческом питомнике просочилось наружу.
– А что будет, если вы сделаете что-то недозволенное? – спрашиваю я.
Например, поможет незваному гостю бежать.
– Не знаю, – ее голос слегка дрожит. Она снова показывает на полку под мертвым пациентом. – Лезь туда. Быстро. Пока не пришел никто из докторов.
Я втискиваю свое непомерное тело на полку, улегшись на бок и подогнув ноги. Медсестра накрывает труп простыней – свисающих концов едва хватает, чтобы меня закрыть. Мои мозги прыгают внутри черепа в такт колесам, катящимся по бетонному полу. Я изо всех сил убеждаю себя, что знаю, что делаю.
Путешествие занимает меньше трех минут и заканчивается в помещении, где царит ледяной холод. Медсестра стаскивает с тела простыню.
– Можешь вылезать, – говорит она. – Здесь тоже нет камер.
Выскользнув из своего укрытия, я понимаю почему. Мы находимся в прозекторской. На металлических столах лежат три тела различных размеров – к счастью, все они накрыты простынями. Стена слева от меня сплошь состоит из металлических выдвижных ящиков. Справа находится гигантский холодильник со стеклянной дверью. Его полки заставлены банками, в которых плавают человеческие мозги.
Я достаю телефон и снова принимаюсь снимать. Мой взгляд перемещается от банок к одному из накрытых тел, ждущих аутопсии. Из-под края простыни торчит пара дредов грязно-желтого цвета. В точности с такими дредами ходил наркоман Уэст, один из приятелей Кэт. Мне не надо смотреть на его лицо, чтобы понять, что это действительно он. Парень пережил катастрофу на фабрике только для того, чтобы окончить свои дни здесь. Он никогда мне не нравился, но я ни в жизнь не пожелал бы ему такой судьбы.
– Мать моя женщина! – Я поворачиваюсь к медсестре: – Что вы делаете с этими людьми?
– Пациенты в капсулах умирают. Патологоанатомы пытаются выяснить причину их смерти, – отвечает та. – Это все, что я знаю.
Она стоит возле каталки, такая маленькая и хрупкая, но я знаю: то, что она делает, требует невероятной силы.
– Почему вы мне помогаете?
Медсестра беспомощно качает головой.
– Я никуда не денусь отсюда. – Она снова стучит по девайсу на своем запястье. – А у тебя есть шанс. Покончить со всем этим.
– Я попытаюсь.
Это все, что я могу ей обещать. Я запихиваю телефон обратно в карман.
– Но сперва мне надо выбраться отсюда.
– Вот единственный выход, – говорит медсестра, показывая мне черный полиэтиленовый мешок.
Мою каталку завозят в лифт. Я слышу, как сзади закрываются двери. Я не чувствую движения поднимающейся кабины и не могу определить, когда она останавливается, но слышу, как двери вновь открываются, а затем откуда-то сбоку доносится голос Анжелы. Похоже, она флиртует с еще одним водителем из еще одной компании по транспортировке пациентов. Наконец тот берется за мою каталку и толкает ее вдоль по коридору. Я стараюсь лежать абсолютно неподвижно. В какой-то момент он должен будет раскрыть мой мешок, чтобы проверить, что внутри находится то, что нужно. Медсестра сказала, что она, возможно, знает способ обойти это затруднение, но также сочла нужным предупредить, что ни в чем не уверена.
Я слышу звук расстегиваемой молнии.
– Сэр, у этого лицо прикрыто простыней, – слышу я голос молодого парня. – Я должен ее снять?
Если он это сделает, мне придется срочно выпрыгивать из мешка и делать ноги: вряд ли мое лицо соответствует фотографии у них в файле.
– Только если у тебя крепкие нервы, – хмыкает пожилой водитель. – Так делают с клиентами, которым не удалось сохранить товарный вид. Я как-то раз снял простыню с одного, и клянусь, больше я не повторю этой ошибки.
– Тогда я, наверное, тоже воздержусь, если можно, сэр, – отвечает молодой. По его дрожащему голосу я понимаю, что кишка у него тонковата для такой работы.
– Мы же уверены, что труп принадлежит мужчине?
– Да, сэр. Для женщины он слишком большой.
– Тогда я не против, если ты забьешь на осмотр.
Застежка молнии снова поднимается к моему лбу. Меня завозят в фургон, и я слышу, как парнишка забирается внутрь следом за каталкой. Внезапно мне становится его жаль. Судьба определила бедняге сидеть рядом со мной в тот момент, когда покойник, на которого он боялся даже взглянуть, вдруг решит восстать из мертвых.
Я чувствую, как фургон выворачивает на Данделион-драйв, и мысленно рисую наиболее вероятный из его дальнейших маршрутов. Если мы продолжим ехать по прямой, слева от дороги вскоре покажется кусок леса. Главное добраться туда, а там я смогу исчезнуть. Держа палец на собачке молнии, я жду, пока фургон не останавливается на светофоре, затем одним стремительным движением расстегиваю мешок. Истерика у парнишки начинается в ту самую секунду, когда я сажусь и принимаюсь сдирать полиэтилен со своего туловища. К тому времени, когда мне удается высвободиться, мой сопровождающий уже забился в угол фургона, сжавшись в комок и прикрывая обеими руками лицо.
– Сэмми! Какого черта там у тебя происходит? Сэмми! – доносится окрик с водительского сиденья.
Парнишка отвечает вибрирующим воплем, которому, кажется, не будет конца.
Я рывком распахиваю задние дверцы. Сразу за нами, дожидаясь зеленого света, стоит еще одна машина, и я вижу реакцию ее водителя на появление здоровенного полуобнаженного парня из грузовой двери фургона для перевозки пациентов. Прежде чем я успеваю ломануться к деревьям на опушке леса, этот придурок поднимает камеру, чтобы сделать снимок. Впрочем, если он не виртуоз съемки в движении, ему вряд ли удалось меня поймать – я оказываюсь в глубине леса буквально за несколько секунд.
К несчастью, я быстро понимаю, что от «Элмерса» меня отделяет не одна миля. Подстегиваемый смесью паники и гнева, я пускаюсь к своей цели напрямик. Ветки хлещут меня по бокам, а мошки слетаются со всего Нью-Джерси, привлеченные запахом моей обнаженной кожи. Я проламываюсь сквозь лесные заросли и опрометью перебегаю бесчисленные прорезающие их дороги.
