Бедственное положение пехоты не осталось незамеченным. Со стен Можайского кремля ударили пушки, а из русского лагеря к ним на помощь вышли рейтары. Быстро развернувшись, первая шеренга взялась за карабины и, дав залп по ближайшим к ним противникам, бросилась в атаку. Хотя кони русских рейтар и уступали чистокровным скакунам поляков, они были свежими и в мгновение ока донесли своих седоков до места битвы. Кроме того, как не приучал я подчиненных Никиты к сложным перестроениям и слаженной стрельбе из пистолетов, любимым видом боя для них оставалась сабельная рубка. С диким ревом налетели они на панцирную хоругвь и тут же продемонстрировали, что слухи о тотальном превосходстве польской фехтовальной школы сильны преувеличены. Но даже если кто-то из шляхтичей и впрямь оказывался виртуозом, то совладать с выстрелом в упор все равно не получалось. Вырубив панцирников, ратники Вельяминова оказались в тылу крылатых гусар увлеченно избивающих русскую пехоту. Казалось, что победа уже близка и московиты вот-вот обратятся в бегство, как роли переменились. Теперь рейтары, яростно вклинившись в гусарские ряды, смяли их и заставили отступить, дав краткую передышку погибающим пехотинцам. Правда, шляхтичи и тут не дрогнули, бросив, у кого остались, ставшие бесполезными пики, они взялись за корабелы и чеканы и оказали ожесточенное сопротивление. Клинок против клинка, чекан против шестопера, боевой задор против ярости… закованные в латы всадники ничем не уступавшие друг другу рубили, кололи, стреляли из пистолетов и даже их благородные кони, поддавшись всеобщему безумию, кусались и топтали копытами выпавших из седла.
Как оказалось, только что погибавшую русскую пехоту тоже рано было списывать со счетом. Избавившись от верной гибели и переведя дух, солдаты, повинуясь приказам немногих уцелевших начальных людей, сомкнули ряды и медведями поперли на ненавистного противника. Орудуя длинными пиками как рогатинами, они принялись разить своих противников одного за другим. Те же, у кого не было пик, кидались на врага с бердышами и саблями или стреляли из мушкетов. Зажатые между пехотинцами и рейтарами гусары оказались в ловушке. Первыми бросать оружие и сдаваться на милость победителя стали почтовые. Однако их противникам, озверевшим от пролитой крови, было не до милосердия. Бросивших сабли слуг рубили так же, как и продолжавших отчаянно сопротивляться шляхтичей, и лишь немногим удалось спасти свою жизнь бегством.
Однако поляки ввели в бой еще далеко не все силы. Быстро сообразивший, что гусары попали в беду, Казановский двинул в бой еще по две хоругви панцирных и казаков. Судьба сражения опять заколебалась на тонкой ниточке. Я в этот момент стоял на стене, наблюдая за ходом сражения и время от времени давая указания пушкарям. Впрочем, стрельба их была не слишком результативной, хотя несколько ядер весьма изрядно проредили польские ряды. Сначала я не собирался лезть в драку лично, по крайней мере, не на этом участке. Но болезнь, так некстати сразившая Пожарского, спутала мои планы. В тесноте Можайского кремля стояли наготове три сотни поместной конницы, которые должен был повести в бой прославленный воевода. Вообще, это был его бой, а я, убедившись, что все идет по плану, собирался вернуться в лагерь и руководить сражением оттуда. Но оставшиеся без начальства командиры сотен увлеченно собачились на тему у кого род древнее и борода гуще. И надо же было князю Дмитрию Михайловичу захворать!
— Эй, служивые, — крикнул я сотникам, спускаясь по лестнице, — есть среди вас такие, что знатнее меня?
— Государь… — пробежал шепот по рядам поместных
Надо сказать, что сегодня я против обыкновения нарядился не в обычные свои рейтарские латы, а в парадный доспех, подаренный мне после завершения Кальмарской войны датским королем Кристианом. Обильно украшенные золотой насечкой, они прямо говорят, что перед вами ни кто попало, а целый герцог. Ну, да, корона на шлеме — герцогская, с зубцами и земляничными листьями. Как-то вот не озаботился переделкой, да и как? Королевская теперь вроде не по чину, я же как-никак царь, а каким образом на нее шапку Мономаха пристроить… кстати, о шапке или точнее венце. Он по идее сейчас у Владислава, вместе с другими регалиями, взятыми для венчания на царство. Я, конечно, наговорил перед боем Модзалевскому всякого вздора, типа нет мне до титулов никакого дела. Оно вроде так, а только пусть царскую регалию вернут. Историческая реликвия как-никак! Но это все дела будущего, а сейчас главное что в этих доспехах меня хорошо видно, а в тонкостях европейской геральдики мои подданные не слишком-то разбираются.
— Коня мне!
Повинуясь приказу, рынды с податнями тут же подвели мне Алмаза и помогли взобраться в седло. Застоявшийся конь, радостно забил копытом и сверкнул огненным глазом в сторону остальных представителей конского племени.
— Вот что, разлюбезные мои подданные. В бой вас поведу я. Бронь мою издалека видно, так что следите. Кто не оплошает — того пожалую, кто отстанет — не взыщите!
Не ожидавшие такого поворота поместные ошеломленно молчат, и только какой-то совсем молодой парень, в немного съехавшем набок шлёме, срываясь на дискант восторженно орет:
— Веди, царь батюшка, не подведем!
Его порыв тут же поддерживают остальные и дружно кричат не то
