Она прикусила нижнюю губу и покорно кивнула. Рубен почувствовал себя ужасно.
— Эй, что скажешь о моей новой форме? Правда, я красавчик?
Он хотел пошутить — как угодно, лишь бы поднять ей настроение, взбодрить ее. Любой понял бы, что он говорит несерьезно. Рубен почти всегда смеялся над самим собой.
— Ты хорошо выглядишь, — ответила Роза. — Еще более лихо, чем обычно.
Рубен лишился дара речи. Она восприняла его всерьез. В нем вспыхнуло желание поправить ее — никто никогда не называл Рубена лихим, и он определенно никогда таким себя не ощущал. Он выпрямил спину — и вновь заметил очень тесный корсаж, над которым в мерцающем свете фонаря белели гладкие груди.
— Я всего несколько минут назад дал клятву служить королю.
— Поздравляю.
— Спасибо. — Рубен осознал, что она первый человек, сказавший ему это слово, за всю его жизнь. С учетом того, какое его ждало будущее, он полагал, что первый и последний.
— Ну, мне пора. Я просто хотел забежать перед сменой и сообщить тебе, что поговорил с отцом.
— Тебе правда нужно идти? — жалобно спросила девушка. — Можешь еще немного побыть со мной? Ты удивишься, узнав, как скучно сидеть в темной камере. Остается только слушать собственное дыхание.
Рубен улыбнулся, приняв это за шутку, затем смутился, поняв, что ошибся. Он ссутулился, но Роза улыбнулась ему в ответ. У нее были такие большие глаза — большие и темные. Они напомнили Рубену лошадей в конюшне: это были глаза друга.
Он сел, и девушка тут же подвинулась к нему, прижавшись к его боку.
— Холодно, — пожаловалась она.
— Может, мне удастся добыть тебе еще одно одеяло. Я бы мог…
— Не уходи. — Она схватила его за руку.
— Что случилось?
— Я просто не хочу больше оставаться одна. — Рубен почувствовал, как нервно Роза гладит его руку. — Расскажи, каково это — жить в замке?
Он рассмеялся.
— Я не знаю. Я живу в крошечной каморке в казарме, вместе с отцом и кучей других сварливых мужчин. В замок я захожу лишь для того, чтобы принести дрова или воду либо вынести золу. Большую часть времени я провожу во дворе.
— А когда идет дождь?
— Тогда я ухожу в конюшню. Особенно если холодно. От лошадей в конюшне тепло. А если совсем холодно, я встаю между ними и смотрю, как они дышат, выпуская огромные клубы пара. Я чищу их и разговариваю с ними. Вроде им нравится моя компания.
— Если они похожи на меня, то точно нравится.
Роза легонько сжала его руку и посмотрела на него своими огромными глазами.
— Может, в следующий раз я захвачу щетку.
Он хотел пошутить — еще одна жалкая попытка. И лишь услышав собственные слова, понял, что сравнил ее с лошадью. Рубен ждал, что Роза оттолкнет его и обидится. Вместо этого она положила голову ему на плечо.
— Мне бы хотелось, чтобы ты расчесал мои волосы.
Она ткнулась в него носом. Наверное, изображала лошадь, просто так, подшучивала над его шуткой. Но ему было не смешно. Ему было приятно. Очень. Тепло, уютно и радостно. Девчонки никогда не вели себя так мило, так… дружелюбно.
— Ты не похож на других знакомых мне мужчин.
Его разум зацепился за «мужчин». Большинство людей называли его мальчишкой или чем похуже. Даже принцесса, которой было всего двенадцать, звала его мальчиком. Эти слова Розы заставили Рубена почувствовать себя лучше, чем когда-либо, — лучше, чем когда он надел новую форму, лучше, чем когда получил хороший меч.
— Откуда ты знаешь? Мы только что познакомились.
Она рассмеялась. Ее смех был грустным.
— Я знаю тебя дольше, чем большинство мужчин.
— А, точно, — пробормотал он. Он забыл. Не считая платья, ничто в Розе не вызывало подозрений, будто она не просто симпатичная девушка. Теперь, когда ее макияж почти стерся, Рубен видел в ней красоту, открытость, которая ему нравилась. Он не чувствовал необходимости быть с ней настороже, как со всеми остальными. Когда он ошибался, Роза не издевалась над ним. Она смеялась или подшучивала. Он мог быть собой — мог расслабиться, что прежде ему удавалось лишь в компании дров или лошадей. Роза казалась невероятно милой, и трудно было думать о ней как о…
— Как ты живешь?
Она улыбнулась.
— Вот видишь. Ты очень странный.
Если бы это сказал кто-то другой, Рубен бы съежился, но по голосу Розы и выражению ее лица он понял, что это комплемент.
— Правда?
— Да. Ты словно действительно хочешь знать.
— Хочу. Я хочу знать, каково это — быть, ну, тобой.
Девушка смотрела на него, а он — на нее. Ее улыбка померкла, лицо стало печальным.
Он сделал что-то не так, сказал ужасную вещь. Только не мог понять…
— Что? — спросил Рубен.
— Ничего.
— Нет, скажи. В чем дело?
Она отвернулась, закрыв волосами лицо.
— Ты не сказал: «Шлюхой».
Рубен сидел, не зная, что ответить, не зная, стоит ли отвечать.
— Почему? Почему ты этого не сделал?
Он пожал плечами.
— Это казалось… не знаю… невежливым, надо полагать.
Ее лицо снова возникло, щеки были влажными, и к ним прилипли пряди волос.
— Вот видишь! — сказала она излишне громко, ее голос дрогнул, и она закашлялась. — У других мужчин это слово не вызывает никаких проблем, и очень немногие когда-либо озаботились тем, чтобы быть со мной вежливыми. Это моя работа — быть вежливой с ними. Не нужно быть вежливым, если платишь. Не нужно быть внимательным или хотя бы мягким. И никто не хочет разговаривать, а если и хочет, то говорить будет сам. Они не хотят ничего слышать от тебя, а если и хотят, то ужасные вещи, и их совершенно не интересует плаксивая история несчастной девчонки. — Роза снова засмеялась, нервным, отчаянным смехом, больше похожим на плач.
— Меня интересует.
— Нет, не интересует. Я сама не хочу ее слышать. Это наводит тоску.
Роза съежилась и закрыла лицо руками. Ее тело сотрясали рыдания. Рубен не знал, как поступить. Он протянул руку, чтобы потрепать ее по плечу, но это казалось неправильным. Поэтому он просто положил ладонь на ее предплечье и легко — и, как он надеялся, утешительно — сжал его. В ответ девушка повернулась и прижалась лицом к его груди. Он осторожно обнял ее. Несколько минут они сидели так в мерцающем свете фонаря. Рубен хотел, чтобы ей стало лучше, но какая-то его часть вовсе этого не желала. Обнимать ее было чудесно, а если ей станет лучше, она отстранится.
— Спасибо. — Его накидка приглушила голос девушки.
— За что?
— За то, что ты другой. За то, что ты меня выслушал. И позаботился обо мне.
— Не нужно за это благодарить. Любой бы…
Роза покачала головой.
— Ни один человек, которого я знала, не сделал бы этого и
