Когда основная волна схлынула, в очереди появились просветы и прилив пошел на убыль, Гришем позвал Рубена.
— Прими следующую. Мне может понадобиться отлить.
Они поменялись местами, и Рубен дождался, пока подъедет следующий экипаж. Он был с отрытым верхом и одной лошадью. Внутри сидели двое мужчин в плащах с высокими воротниками — один полный, другой худой.
Карета остановилась у ворот.
— Приглашение, пожалуйста, — произнес Рубен монотонным голосом, как это делал Гришем.
Полный мужчина затянутой в белую перчатку рукой протянул ему сложенный пергамент.
Рубен развернул пергамент и просмотрел. Он понятия не имел, что в нем написано, — он не умел читать. И не сомневался, что Гришем тоже не умеет. Это приглашение выглядело так же, как все остальные, и Рубена интересовала только королевская печать. Но он впервые видел написанные слова, и красота линий поразила его.
Рубен вернул приглашение.
— А ваше, сэр? — И он протянул руку к худому мужчине.
— Это виконт Альберт Уинслоу, — сказал полный мужчина. — Сегодня он мой гость.
В ворота въехали десятки карет, но никто не говорил ничего подобного. Рубен вспотел, гадая, что же ему делать. Чувствуя себя глупо и зная, что провалился, он шагнул в сторону, чтобы посмотреть на Гришема.
Старший стражник кивнул.
— Э… спасибо. Добро пожаловать в замок Эссендон, — произнес Рубен и махнул кучеру проезжать.
Когда они снова поменялись местами, Гришем усмехнулся, но промолчал.
Вскоре кареты закончились, и Гришем велел Рубену закрыть маленькие ворота, повернув створки из железных прутьев и заблокировав их большой рукоятью. Теперь им было на что опереться, однако Гришем предупредил его соблюдать осторожность. Сержанты могли не обратить внимания, но Уайлин и Лоренс этого не одобряли, а после внезапной смерти сержанта Барнса, который обычно следил за стражниками у передних ворот, Уайлин, скорее всего, станет заглядывать к ним чаще.
— Простая работа закончилась, — сообщил Гришем. — Впереди — долгие часы скуки. Мы просто стоим здесь и открываем ворота, когда люди хотят выйти.
— А разве кареты не вернутся?
— Вернутся, но им придется остаться на улице. Все они во двор не поместятся.
Гришем посмотрел на замок, потом на площадь.
— Ладно, мне пора в нужник. Это может занять некоторое время — у меня накопились дела, если ты понимаешь, о чем я. Сможешь постоять здесь и не впутать нас обоих в неприятности?
Рубен кивнул.
— Все равно в ближайшие часы ничего не произойдет. Только не тут. Постарайся никого не заколоть и не впустить вражескую армию, идет?
— Приложу все усилия.
— Вот и молодец.
Гришем зашагал в сторону казарм.
Рубен глядел через ворота за мост, на город, но ничего не видел. Он вспоминал ладони Розы на своей руке, движение ее бедер, когда она придвинулась к нему, выражение ее лица. На него никто никогда так не смотрел. В ее широко распахнутых глазах сквозило восхищение, даже благоговение, словно он был важной персоной. Казалось нечестным позволять ей смотреть на него таким образом, позволять думать, будто он является тем, кем он не был. Интересно, каково ей приходится? Насколько это ужасно — спать с мужчинами за деньги? Отчасти Рубен злился. Он хотел защитить ее. Спасти от этого несомненного кошмара. Она не должна этим заниматься. Шлюхи — уродливые, грязные, порочные женщины, лишенные морали и доброты, они совсем не похожи на Розу. Тут Рубен задумался; возможно, он вообще ничего не знает. Она была шлюхой, а он — новоиспеченным замковым стражником, но если взглянуть на вещи шире, Роза намного больше заслуживала уважения, чем он. Она повидала мир и выжила без посторонней помощи. Она могла делать что хотела и, очевидно, была заметно опытней Рубена. Он восхищался ею. Наверное, она бы удивилась, если бы узнала.
И все же как приятно, когда на тебя смотрят подобным образом — когда видят нечто большее, нежели дерево, или дверь, или две руки. Потрясающе, когда о тебе думают как о мужчине. Рубен был уверен, что такая честь преждевременна, но как чудесно звучали эти слова, слетая с мягких губ. В них таилось нечто большее, чем простое признание. Когда девушка поздравила его, он одновременно испытал радость и опустошенность. Никогда не знавший подобного восхищения и просто поддержки со стороны настоящего друга, Рубен только сейчас осознал, как стосковался по ним. Словно уловил запах пищи — и понял, что голоден.
Ему нравилась Роза. Действительно нравилась.
Эта мысль, прежде маячившая на краю зрения, подобно клубу дыма, прочно обосновалась в голове Рубена. Когда он наконец действительно разглядел ее, мысль набрала вес и укрепилась. Ему очень нравилась Роза. Она казалась другом. Рубен не знал наверняка — у него никогда прежде не было друзей, — но он не мог представить, чтобы Роза дала ему шлем, а потом поколотила деревянным мечом, или напилась и ударила его в лицо. Она была лучше — лучше их. Впервые увидев ее в том окне, он решил, что она призрак, но теперь думал, что, наверное, это он был призраком — призраком, которого могла видеть только Роза.
«Роза. Ее зовут так же, как мою мать… Совпадение? И она вылезла из того же окна…»
— Хилфред!
Подняв глаза, Рубен увидел принца и Пикерингов, которые ехали к нему.
— Быстрее! Открой ворота.
Рубен не стал тратить время на поклоны. Схватил рукоять, поднял засов и распахнул ворота.
Принц был в плотном шерстяном плаще с поднятым капюшоном, Мовин и Фанен тоже, и все трое напоминали ночных налетчиков или конных монахов. На седлах были приторочены плотно набитые сумки — возможно, с едой, украденной из кухни или с праздничного стола. Рубен задался вопросом, надолго ли они собрались уехать, и понадеялся, что не настолько, насколько предполагали их тюки. Если с ними что-то случится, как он это объяснит? А если они не вернутся к рассвету, что тогда?
— Снова на болото Эдгара? — спросил он. Лучше убедиться, чтобы знать, куда отправлять поисковый отряд, прежде чем его повесят.
— Да. Холодает. Быть может, сегодня мой последний шанс одолеть Мовина и стать
