Увы, землетрясение не раскололо улицу пополам, чтобы поглотить его, и вскоре он оказался перед таверной и пивной «Гадкая голова». Дверь была закрыта, и на мгновение Альберт растерялся. Не следовало просто входить внутрь, однако Рэйнор Гру точно не явится и не откроет заведение. Альберт топтался на пороге, пытаясь решить, что делать дальше, и в голове его вертелась мысль: «Что ж, я пытался с ними связаться. Моей вины здесь нет».
Дверь открылась.
— Уинслоу, — позвал из темноты резкий голос Ройса. — Заходи.
Желудок Альберта сжался. «Одна городская площадь еще пустует. Быть может, Ройс сохранил ее для меня».
Он вошел на негнущихся ногах, Ройс захлопнул дверь и запер ее на засов. Глазам Альберта потребовалась минута, чтобы привыкнуть к полумраку. Кроме них троих, в таверне никого не было. Адриан сидел за стойкой на высоком табурете, его большой меч лежал перед ним. В длину он был больше, чем три составленных табурета.
Ройс смерил Альберта сердитым взглядом.
— Где ты был? Мы ждем тебя уже несколько часов, и я как раз собирался отправляться на поиски.
На поиски? Что это значило? Ройс не убивал сгоряча. Альберт провел с ними лишь несколько дней, но уже это понял. Глядя на вора, он сделал вдох и постарался успокоиться. Дареф был прав: он трус.
— Я… э-э…
— Не важно. Ты знаешь медфордского епископа?
— Мориса Сальдура? — озадаченно спросил Альберт. — О нет, вы же не собираетесь прикончить и его тоже?
Ройс не потрудился ответить и просто вручил Альберту небольшой кошелек.
— Доставь это ему немедленно, сию минуту.
— Но я даже не знаю, где он.
Ройс схватил Альберта за отвороты дублета и подтянул к себе, словно собирался поцеловать.
— Доставь это в руки епископа немедленно, или…
— Нет проблем!
* * *На противоположной от замка Эссендон стороне Дворянского квартала возвышался в своей строгой, чинной пышности Маресский собор. Кое-кто говорил, что эти два здания доминировали над Медфордом, словно пара ссорящихся чудовищ, однако епископ Сальдур предпочитал думать о них как о родителях, что взирали свысока на город, полный детей. Замок, подобно супругу, заботился о сохранности тела, в то время как матерь церковь воспитывала дух. Собор был на несколько столетий старше замка и королевства Меленгар. Пережиток постимперской эпохи, он выглядел на свои годы. Черные потеки пятнали камень высокой колокольни — темные слезы, пролитые за тысячелетия скорби. Остальной мир двигался дальше. Он забыл дни имперской славы, когда дороги были безопасными, вода — чистой, а города наподобие Медфорда не нуждались в стенах. Но церковь помнила. Церковь ждала.
На протяжении почти тысячи лет церковь Нифрона искала пропавшего наследника последнего императора, который чудесным образом спасся от гибели. В смутные времена вера жила лишь этой надеждой. Цепляясь за мечту и память о величии, церковь хотела вновь вернуть человечество на путь просвещенного прогресса и одолеть эгоистичный раскол, что возводил на троны вооруженных головорезов.
Дорога сквозь темные времена была долгой, но ожидание подходило к концу.
Епископ сбавил шаг, чтобы полюбоваться сквозь струи проливного дождя на величественный фасад Маресского собора с его вознесшимися в небеса шпилями-близнецами. Этот шедевр выглядел не к месту в таком маленьком городе. Потом Сальдур посмотрел через плечо на дымящиеся руины замка и ощутил, как давит на плечи мокрое облачение. Он потерпел неудачу, но утешал себя тем, что сгорел замок, а не он сам. Убийца Эксетера избавил епископа от петли на шее.
— Ужасный день, — пробормотал Олин, придерживая дверь. Он постоянно говорил подобные нелепые вещи.
Войдя в собор, Сальдур сразу успокоился. Полумрак среди высоких мраморных колонн, мерцание свечей и резкий запах салифана были другим миром, местом, куда не могли войти внешние тревоги.
Епископ стоял, и вода с него стекала на пол, пока Олин закрывал дверь.
— Что я могу сделать? — спросил Олин.
— Беги в мои покои, разведи огонь и прикажи приготовить ванну. И принеси мне полотенце. Я промерз до костей.
— Разумеется.
Олин зашаркал прочь. Толстяк никогда не отрывал ноги от пола.
Хотя прежде мокрая одежда не беспокоила епископа, теперь, под крышей, она превратилась в настоящую пытку. Он не хотел шевелиться, не хотел ощущать, как липнет к коже влажная ткань. Епископ заставил себя сделать шаг в направлении своих покоев и поморщился. Требовалось пройти совсем немного; потом он сможет избавиться от грязных тряпок. Он согреется в ванной, вытрется насухо, заберется в постель и уснет. Ночь была длинной.
Сальдур успел сделать еще один шаг, но тут в дверь заколотили.
Епископ огляделся и вздохнул. В передней части церкви никого не было. Он толкнул дверь и обнаружил за ней светловолосого джентльмена, тоже насквозь мокрого. При виде епископа джентльмен просиял.
— Ваша милость! — Он выглядел радостным. Епископ уже отвык от подобной реакции. — Я так счастлив, что нашел вас.
— Службы не будет до…
— Я здесь не за этим. — Аристократ заметил лужу, натекшую с епископа на сухой пол. — Я лишь посыльный.
Он протянул епископу кошелек.
— Как мило с вашей стороны. — Сальдур принял дар, который, к его разочарованию, почти ничего не весил. — Уверен, наш повелитель Новрон благословит вас за щедрость.
— О, это не от меня, ваша милость. На самом деле я не знаю, чье это. Какой-то человек остановил меня на улице и попросил занести это вам. Он сказал, это важно, а я всегда стремлюсь помочь церкви. И, должен отметить, делаю все, что в моих силах.
— Как и мы все, — откликнулся епископ.
— Признаюсь, мне весьма любопытно, что находится в кошельке. Тот человек сказал, чтобы я ни при каких обстоятельствах не заглядывал внутрь, что, само собой, лишь подогрело мое любопытство.
— И вы заглянули?
Аристократ покачал головой.
— В обычных обстоятельствах я бы заглянул, но…
— Но что?
— По правде сказать, ваша милость, я испугался. Тот человек был, скажем так, весьма грозным. У меня определенно сложилось впечатление, что он может за мной наблюдать. — Аристократ огляделся.
— Понятно. Что ж, очевидно, я должен вас поблагодарить.
— Это я вас благодарю, ваша милость.
Светловолосый джентльмен снова улыбнулся и, крутанувшись на каблуках, ушел в ливень. Сальдур всмотрелся в струи дождя, но не заметил никого, кто мог бы следить. Он закрыл дверь.
Подгоняемый неуютной мыслью о том, что в собор может постучаться кто-то еще, епископ
