– Товарищ капитан, разрешите доложить!
– Докладывай! Что там?
– Бандеровцы в лес не пошли, повернули в село Акимовичи.
– Никакой самодеятельности. Пусть все идет строго по плану.
– Есть!
– Думаешь, получится? – спросил Игнатенко, когда старшина ушел.
– Попытаться стоит.
Глава 14. Я свой! Я повстанец!
Село Лучки до войны насчитывало несколько сотен дворов. За последние три года народу по-убавилось едва ли не наполовину. Каждая четвертая изба стояла с заколоченными окнами, огороды поросли высокой травой. У всякого осиротевшего дома была собственная горемычная судьба. У одних престарелые родители, потеряв сыновей еще в начале войны, съехали к родственникам, где намеревались доживать свой век. В других избах некогда проживали евреи или поляки: первые были расстреляны немцами еще в самом начале войны, а вторые год назад вырезаны «оуновцами». Были и такие, в которых проживали родственники партизан – одних расстреляли каратели, другие, не пожелав искушать судьбу, съехали из родных мест навсегда. А потому мазанки ветшали день ото дня, и крыши, крытые соломой, все более темнели, скорбя о сгинувших жильцах.
На косогоре ориентирами для случайных путников стояли три обуглившихся дома, в которых некогда проживала зажиточная семья. Но с приходом большевиков, опасаясь лиха, хозяин спалил все свое хозяйство вместе с пристройками и, сложив на подводы оставшиеся пожитки, съехал в неизвестном направлении. Более его никто не видел: ни при Советской власти, ни при немцах.
Но село, несмотря на значительные утраты, по-прежнему проживало бойко, радуя полк, расквартировавшийся поблизости. Особенно голосисты бывали молодые девушки, тревожившие сельчан звонкими песнями до глубокой ночи. Полк уже был полностью укомплектован и, по слухам, должен был отправиться на фронт в ближайшие дни. Так что бойцы догуливали последние сладкие часы. Нередко можно было заприметить в каком-нибудь заросшем кустарнике шальную молодую любовь. Бабы, истосковавшиеся по мужниным ласкам, дарили солдатикам нерастраченную нежность, осознавая, что, возможно, их сладкие прикосновения будут для солдатиков последним добрым воспоминанием в их короткой жизни.
Недалеко от села проходила рокада, железная дорога, следовавшая вдоль всей линии фронта. Построена она была с месяц назад, сразу же после освобождения территории от немцев, прежде дорога имела стратегическое значение, была одной из главных артерий, по которой на фронт подвозили вооружение. Но сейчас, с продвижением фронта на восток, она теряла свою первостепенную роль.
Но дисциплина на железной дороге оставалась столь же строгой: по обе стороны, как того требовали инструкции, стояли охранные подразделения, и круглосуточно, день и ночь, несли дежурство парные дозоры.
В усиленном режиме охранялся участок леса протяженностью двадцать километров. Как ни странно, этот участок считался наиболее спокойным – за время ведения боевых действий в нем не произошло ни одного инцидента. Поговаривали, что в глубине леса размещается бандеровский госпиталь на полсотни коек. Но проверять поступившую информацию не торопились, опасаясь нарушить то хрупкое равновесие, что установилось в последнее время между военной контрразведкой и украинской национальной армией. Однако каждая из сторон осознавала, что главные столкновения впереди.
Железнодорожная полоса продолжала находиться под самым пристальным вниманием войсковых частей и военной контрразведки. Не оставалось без надзора и местное население: всякого, чей маршрут лежал через темную полоску леса, брали на особый учет и подвергали дополнительной проверке.
«Оуновцы» тоже осознавали, что это лишь временное затишье, всего-то небольшой перекур перед большой предстоящей операцией. Ну не может быть бесконтрольной территория, столь близко подступающая к фронту!
Когда именно произойдет боестолкновение, никто точно не ведал, но напряжение непременно должно достигнуть края перед предстоящим наступлением Красной армии, а в их задачу входит очистить тыл от всех бандитских формирований, чтобы не получить возможного удара в спину. Не исключено, что зачищением территории займется тот самый полк, что сейчас расквартировался в селе.
Младший лейтенант Ивашов уже третий день нес службу именно в этом квадрате, был командиром усиленного патруля, состоящего из пяти человек: он сам и четверо его бойцов. Среди них выделялся семипудовый сержант по фамилии Захарчук, до войны работавший силачом в цирке. Подразделение получилось боевым: каждый из бойцов успел повоевать, был ранен не по одному разу, каждому немного за тридцать, но дистанцию с офицером соблюдали и слушались охотно, поглядывая на орден, который он получил накануне. Патрулирование было для него делом новым, а потому он охотно прислушивался к советам бойцов и всерьез воспринимал их дружеские пожелания.
В этот раз патрулирование выпало на участок, расположенный на самой кромке леса близ дороги. По другую сторону от трассы стояли мазанки, выкрашенные известью, как это было принято в этих местах. Во дворе одного из домов топилась баня. Молодая девушка лет восемнадцати ловко орудовала топором, разбивая сухие валежины, а потом, подхватив щепы, уносила их в мыленку. Платье на ней было длинное и цветастое, на голове пестрый платок с длинными концами. На подошедший патруль она посмотрела внимательно и зорко. В глазах читалась откровенная недоверчивость.
Младший лейтенант остановился, невольно залюбовавшись ее гибким станом. Движения у девушки правильные, опытные, было понятно, что мужская работа для нее привычная.
– Девушка, вам помочь? – предложил Ивашов, улыбаясь.
– Справлюсь, – ответила дивчина и, забрав с собой пустую корзину, вернулась в дом, громко хлопнув дверью.
– Не получилось, товарищ младший лейтенант? – посочувствовал сержант Захарчук.
– А ты глазастый, как я посмотрю.
– А то! Столько «языков» высмотрел!.. Не переживайте, типичная бандеровка! Я на них насмотрелся за последние полгода. Месяц назад мы одну такую же поймали. Красивая, стерва, видная. Такую увидишь, так целый день сам не свой ходить будешь…
– И чем же она занималась?
– Солдатиков наших заманивала! Дескать, приходи ко мне вечерком в хату, только никому не говори, а то сельчане узнают и заклюют, а нам с тобой будет чем заняться. Какой же дурак от такого предложения откажется? А в хате нашего солдатика бандеровцы поджидали. Пять человек гадина бандеровская сгубила, прежде чем мы ее вычислили! Не буду скрывать, товарищ лейтенант, только мы тоже отвели на ней душу за наших бойцов. Осуждаете нас?.. А нам есть за что мстить. От моей избы в Курске только одна яма осталась! Трое детей сгинуло, как если бы их не было вовсе.
– Не судья я тебе, но не
