– Получается, что так.
– А он почему стал служить немцам?
– Когда немцы вошли в Минск, он находился в следственном изоляторе. Рассказывал, что уже в камеру вошли, чтобы его расстрелять, да тут бомба шарахнула! Надзирателей всех поубивало, а ему ничего. В общем, повезло! На войне так случается. Из-под обломков выбрался и домой пошел. А потом немцы его отловили, он же стриженый был, думали, что красноармеец. Хотели его в лагерь для военнопленных отправить, так он сказал, что обычный уголовник, занимался изготовлением фальшивых документов, вот его абвер и привлек к работе.
– Как фамилия этого уголовника?
– Фамилия Федосеев, звали Петр. Но, скорее всего, имя и фамилия вымышленные. У немцев он в большой чести. За консультацией к нему даже из других школ приезжают.
– Какое у тебя было задание?
– Сначала должен был легализоваться в банно-прачечном отряде, – ответил Кривошеев. – Там особой проверки не требуется.
– Что думал делать дальше? После того как пройдешь легализацию?
– До войны я парикмахером работал, курсы даже специальные заканчивал. У меня и клиентура своя была. Чаевые хорошие получал… Жить можно было, не бедствовал. Начинал я еще в армии стричь. Парикмахера тогда не нашлось, вот старшина и указал на меня: «Парикмахером будешь! Вот тебе рота бойцов! Учись!» Пришлось заняться… Как-то приноровился. Служба была несложная, обычно всех бойцов «под ноль» стрижешь! А вот офицеров полагается стричь как положено, чтобы на голове волосы оставались и чтобы стрижка была приличная. В абвере мне рекомендовали проявить свое мастерство перед каким-нибудь старшим офицером, может, он и в ординарцы потом к себе возьмет. Каждый из них ведь любит хорошо выглядеть, чтобы ему рожу брили, а еще чтобы прическа была красивой и аккуратной.
– Хм, хитро придумано. Теперь давай поговорим о третьем попутчике.
– Может, папироской угостите… А то без курева совсем тошно, – посуровев, сказал Кривошеев. – Тут я одного выздоравливающего попросил чинарик мне оставить, а он мне говорит: «Мне для тебя только пули не жалко!» Вот такие у меня соседи.
– А что ты хотел? – хмыкнул Тимофей и вытащил дюралевый портсигар, сделанный из обшивки самолета, такие вещички на войне в цене. Щелкнул миниатюрным замком и вытащил папироску. – Никто с предателями церемониться не станет. То, что можно простить немцу – все-таки приказ выполняли, под пули шли, – никогда не простят предателю!
– Знаю я это… Так что с табачком-то?
Тимофей протянул папиросу, чиркнул зажигалкой. Стиснув папиросу зубами, Кривошеев потянулся к крохотному огоньку. Крепко и очень сладко затянулся. Было видно, что папироса пришлась ему по нраву, глаза от удовольствия сузились, как у кота, греющегося на весеннем солнышке.
Пусть подумает, соберется с мыслями. Глядишь, поразговорчивее станет.
– Знаю я третьего, – выдохнул наконец Кривошеев, – нас свели на последнем этапе подготовки. Псевдоним у него Бондарь. Как его зовут на самом деле, я не знаю. У командования он на особом счету, много раз бывал за линией фронта. Имеет офицерское звание гауптштурмфюрер. До войны окончил диверсионно-разведывательную школу «Краков» при Абверштелле. Школа комплектовалась практически из одних украинцев, настроенных отрицательно к советской власти. Случайно или нарочно, не знаю, обмолвился о том, что перед самой войной был заброшен на территорию Советского Союза для подрывной деятельности и легализовался в одном из воинских подразделений.
– Какое у него задание сейчас?
– Сбор разведданных вблизи железных дорог. На низовых работах железной дороги – стрелочниками, сцепщиками, смазчиками – работают агенты абвера. Бондарь держит с ними связь. Еще он должен организовать устранение командующего Ватутина.
– Резидент он?
– Да.
– Почему же он был без связи?
– Радист, с которым он осуществлял заброску, сломал ногу. Пришлось осуществлять его эвакуацию через линию фронта. В поддержку к Бондарю была направлена опытная группа с радистом, но они все пропали. Сообщили о своем благополучном приземлении и пропали. После этого Бондарь перешел линию фронта и сообщил, что находится без связи… Просил помочь. Вот меня с ним потом и отправили.
– Ты знаешь кого-нибудь из пропавших?
– Не знаю никого… Слышал, что у командира группы псевдоним – Фрол Кравченко.
– Как часто ты должен был встречаться с Бондарем?
– Планировалось встречаться раз в неделю. Он оставляет в тайнике разведданные, я их зашифровываю и отправляю в Центр.
– Где находится тайник?
– Под большим серым камнем за территорией банно-прачечного отряда.
– Когда именно он должен был передать записку?
– Вечером в тот день, когда вы меня повязали.
– Как тебе удалось легализоваться в банно-прачечном отряде?
– Документы у меня были хорошие. Показал командиру отряда справку о ранении, сказал, что из запасного полка направили в отряд и что могу еще и стричь. В армии это ценится… Вот они меня и оставили.
– Как выглядит этот Бондарь?
– Высокий. Статный. Светлый.
– Кто по званию?
– Майор.
– Что еще? Поподробнее!
На какое-то время Кривошеев задумался.
– Скуластый малость. Сухощавый. Конечно, не писаный красавец, но бабам такие мужики нравятся.
– У него были какие-то особые приметы? Скажем, родинка на лице или шрам на лбу, какие-то порезы на руках?
– Ничего такого не припомню, – пожав плечами, ответил Кривошеев. – Черты лица правильные. Может, нос слегка курносый, но это не примета… Ага, вспомнил! У него шрам был на боку под рукой.
Романцев старательно записал особую примету, после чего внимательно посмотрел на него:
– Что-то ты мне не договариваешь, откуда знаешь про шрам? Ты ему в баньке спинку, что ли, натирал?
– В бане я с ним не парился, – посмурнел диверсант. – А только когда мы с ним однажды перед самой отправкой приемы джиу-джитсу отрабатывали, он так сильно вспотел, что снял с себя рубашку, ну, я и увидел этот шрам. Он буквально через всю спину шел.
– Ранение?
– Оно самое, но какое именно, я так и не понял. На пулевое вроде бы не похоже. Может, осколок зацепил.
– Какой по характеру этот Бондарь?
– Характер у него дерзкий. Этого не отнять… Чувствуется в нем какая-то сила. Это трудно объяснить, но вот спорить с ним отчего-то желания не возникает. А глянешь на него, так сразу видно, что летает высоко!
Вошел военврач лет пятидесяти с погонами майора. Выглядел он старомодно, с седенькой бородкой, прикрывающей узкий подбородок,
