После разгрузки на стоянку подкатили топливозаправщик и «масленка». Чуть поодаль дожидались своей очереди два грузовика с ящиками боеприпасов, продуктами, медикаментами и водой.
Карбанов со всем летным составом отошел к курилке.
— Николай, как прошел рейс? — окликнул его командир базы.
Тот пыхнул сигаретой, пожал плечами и ответил:
— Как обычно. Вполне нормально.
— В Рамире спокойно?
— На восточной окраине не стреляют.
— Да, по ночам мои соотечественники воевать не любят, — заявил подполковник Баладу, усмехнулся, но тут же сделался серьезным, вернулся в деловое русло и спросил: — Значит, бандиты не постреливали?
— Мы один разок трассу видели, но она прошла далековато.
— Как скоро повторный вылет?
— Заправимся, загрузимся, техники все осмотрят, и двинемся вперед.
— Понял, — сказал Баладу, кивнул, пожал майору руку и направился к штабу.
А Карбанов, попыхивая сигаретным дымком, посматривал в сторону госпиталя, куда отправилась небольшая санитарная машина с ранеными. Ему хотелось увидеть Елену. Но при этом он понимал, что ей теперь не до него. Она врач, у нее сейчас слишком много дел. Пациентов надо принять и разместить. Кого-то из них обязательно потребуется срочно прооперировать.
Рядом в ту же сторону поглядывал Миша Гусенко. Разок он заметил Власту и даже махнул ей рукой. Однако у девушки тоже не было лишней минутки, чтобы подбежать к молодому человеку, обнять его, перекинуться с ним парой слов.
Второй раз вертушки стартовали в два часа десять минут.
«Главное, успеть по темноте не только дойти до Рамира, но и разгрузиться, — думал Карбанов, поглядывая на красноватую подсветку приборов. — А вернуться на базу можно и на рассвете. В этом уже ничего страшного не будет».
Погода по-прежнему радовала вертолетчиков — полное отсутствие облачности, безветрие, отличная видимость. Правда, смотреть сверху было не на что, не считая редких огоньков от костров, горящих в столь же не частых селениях.
Та обыденность и легкость, с которой экипажи справились с первым рейсом, невольно расслабила их. Нет, свои обязанности все летчики, штурманы и бортовые техники исполняли аккуратно и своевременно. Просто исчезли настороженность, повышенное внимание и естественное опасение подвергнуться обстрелу с земли.
— Помнится, иду на службу в семь утра. Улицы пустынны, все кругом зелено, ласковое солнышко в глаза светит, — вспоминал очередную историю из мирной жизни в России Равиль. — Вокруг ни души. Только пьяный бомж спорит с экипажем ДПС, сидящим в засаде за кустами, о моральных аспектах дзен-буддизма…
Карбанов не слушал треп своих парней. Они вечно что-то обсуждали, о чем-то спорили. Ну а командир предпочитал помолчать и подумать о своем. Тем более что в последние пару месяцев ему было о чем поразмыслить. Точнее, о ком.
Разумеется, это была Елена. Едва он вспоминал о ней, и его настроение — каким бы оно ни было — моментально улучшалось. В мыслях Николая рождались фантазии о том, как они встретятся на Родине после командировки и станут жить вместе.
— Ты ж по гороскопу Весы? — раскручивал долгоиграющую шутку Михаил.
— Да, Весы, — не ощущая подвоха, согласился Равиль.
— Ну так вот. Весы пить жутко боятся, но очень любят. Вы же только в пьяном виде прекращаете взвешивать все вокруг, приходите в гармонию с окружающим миром, начинаете любить его и становитесь паиньками.
— Да иди ты!.. — беззлобно отмахнулся бортач. — У тебя, Мишка, шутки еще тупее, чем у придурков со всех наших развлекательных телеканалов, вместе взятых.
— Миша, сколько нам остается до Рамира? — прервал диспут Карбанов.
Летчик-штурман склонился над картой, лежащей у него на коленях, и через несколько секунд ответил:
— Восемнадцать минут. Можно запрашивать «Мака».
— Рано. Не будем выдавать себя выходом в эфир, подойдем ближе.
Реплики командира вернули экипаж в рабочее состояние. Гусенко занялся штурманскими расчетами, а бортовой техник стал вглядываться в черноту ночи, пытаясь найти на земле заветные четыре костра.
— «Мак», я двадцать семь — сто четырнадцать, — проговорил Николай, когда, по расчетам Михаила, до точки осталось двадцать километров.
— Двадцать семь — сто четырнадцать, «Мак» на связи, — сразу откликнулся российский советник.
— Подходим к точке парой. Нужны световые ориентиры.
— Понял вас. Сейчас обеспечим.
Бойцы запалили огни по углам площадки. На старых погретых кострищах они занялись моментально.
— Прямо по курсу наблюдаю два костра, — доложил Равиль.
На сей раз его слова звучали спокойно и буднично.
— Три костра. Четыре.
— Двадцать семь — сто двадцать, ответь, — позвал Карбанов.
— Сто двадцатый на связи, — тут же отозвался Доглин.
— Прибыли. Действуем по старому плану.
— Понял. Удачи вам.
Как и во время первого рейса, транспортный «Ми-8» капитана Доглина встал в круг и остался на высоте. Экипаж Карбанова выключил навигационные огни и приступил к снижению по спирали.
Костры внизу быстро разгорелись. Видно их было отлично.
— Высота девятьсот, скорость сто семьдесят, — помогая командиру, вел отсчет Михаил.
Площадка находилась слева, машина проходила ее траверз. На третьем развороте вертушка снизилась до шестисот метров, к четвертому — до четырехсот пятидесяти.
Местность в районе Рамира, полностью покрытая джунглями, была равнинной. Ни одной значимой высотки в радиусе двадцати километров. И уж тем более никаких искусственных препятствий — каких-то вышек, заводских труб, ЛЭП, не говоря уже о небоскребах.
Поэтому Карбанов уверенно выдерживал режим снижения. Он ориентировался по кострам, горящим впереди, и контролировал параметры полета по приборам.
— Удаление три, высота двести восемьдесят, — озвучил Михаил.
— «Мак», я сто четырнадцатый, площадку наблюдаю, захожу на посадку.
— Понял вас, сто четырнадцатый, — ответил советник. — В районе площадки штиль.
Заход выполнялся в штатном режиме, спокойно, без малейших ошибок, как и многие сотни раз до сегодняшней ночи. Когда машина снизилась до сотни метров и находилась на удалении одного километра от полыхавших костров, командир включил посадочную фару. Мощный пучок света мгновенно озарил длинную полосу джунглей.
А тремя секундами позже из леса вырвалась пунктирная ленточка.
— Сто четырнадцатый, наблюдаю справа
