Машины стояли с погашенными фарами, в кузовах сидели вооруженные люди. Они вели себя на удивление тихо. Только огоньки сигарет мерцали во мраке. Между зачехленными бортами сновали неясные тени.
Приглушенно запищала рация. Наверное, поступил какой-то приказ. Не просто же так тени забегали быстрее, захлопали двери кабин. Ровно заработали двигатели.
Машины уходили из села растянутой колонной, направлялись к западному лесу. Проселочная дорога была разбита, машины медленно переползали рытвины. На опушке они рассредоточились, водители погасили фары.
С западной стороны подошла еще одна машина – легковая. Из нее вышли несколько человек, двинулись к грузовикам. Похоже, их ждали.
Прозвучали приглушенные команды. Вооруженные люди высадились из машин, выстроились в три шеренги. Позвякивали карабины и немецкие автоматы. В тусклом свете луны, раздвинувшей облака, поблескивали пряжки ремней.
Инструктажа и приветственных речей не последовало. Опять раздалась лаконичная команда. Люди выстроились в походную колонну.
Вперед отправился дозор с проводником. Это была некая незаметная личность в капюшоне, пристегнутом к длинному брезентовому плащу. Данный персонаж по приказу сотника Жулебы, ныне уже покойного, пришел в партизанский отряд товарища Глинского. Он сумел пройти все проверки, знал, как охраняется база, но долго не мог выбраться оттуда. Наконец-то ему удалось это сделать.
По деревьям сновали лучи карманных фонариков. Вооруженные люди выждали несколько минут и по команде начали втягиваться в лес.
Колонна шла не меньше часа. Никто не ругался, не кричал. Бойцы, отдуваясь, тащили пулеметы, боеприпасы. Шепотом по цепочке передавались команды. Человеческая змейка обтекала кустарники, скопления бурелома, погружалась в лощины, выбиралась из них, долго ползла по дну извилистого оврага.
Наконец-то по цепи прошла команда: на месте! Вспотевшие вояки терпеливо ждали. Кроны деревьев сомкнулись над их головами, пропала луна.
Три тени прокрались вдоль обрыва, переползли склон, погрузились в высокую траву. Стремительный наскок! Сдавленные хрипы, работа ножами. Внешний пост был ликвидирован за несколько секунд. Три трупа с перерезанными глотками остались в траве.
Двое ползли дальше, третий вернулся к колонне, махнул рукой.
Люди огибали заминированные ловушки, шли на цыпочках очень осторожно. Над их головами высились массивные скалы. Тропа выбралась из оврага, уперлась в невозмутимые мегалиты. Снова тишина, только ветер глухо выл в кронах деревьев. Бойцы лежали и ждали.
Что-то шевельнулось на вершине скалы, там образовался силуэт. Часовой откровенно сглупил, сам подставился под выстрел. Раздался сухой щелчок, словно ветка переломилась.
Советский прибор для бесшумной стрельбы под названием «БраМит» имел ряд существенных недостатков. Он не заглушал пальбу целиком и полностью. Но выстрел все же звучал тише, чем без этой штуковины.
Человек на скале глухо охнул, рухнул вниз.
Вскинулись тени, бросились вперед. Людская змейка вытекла из оврага, заструилась дальше.
Бойцы просачивались внутрь урочища, рассредоточивались вдоль каменных стен, залегали, прятались за кустами. Они знали, что впереди зарыты мины. Полторы сотни боевиков – злобных, мотивированных, вооруженных по самые уши – ждали команды, дрожали от нетерпения.
Вперед поползли саперы. Вскоре они вернулись и доложили, что сделали свое дело.
В маленькой долине, окольцованной скалами, произрастал разреженный хвойный лес. Среди деревьев пряталась партизанская база товарища Глинского.
Малым ходом вперед! Повстанцы поднялись, стали спускались вниз. Терпения им не хватало, накопилась, лопнула критическая масса. Смерть большевикам! Боевики переходили на бег, перепрыгивали через траншеи. Пошла неудержимая волна! Прозвучал тревожный крик, хлопнул выстрел. Поздно. Фактор внезапности был использован безупречно. Часовой повалился, напичканный свинцом.
Оглушительный рев огласил урочище. Боевики прыгали в ямы, ногами вышибали двери в землянки, швыряли туда гранаты, ждали, пока разлетятся осколки, врывались внутрь, паля из автоматов. Накаты на многих землянках не выдерживали и осыпались, хоронили под собой всех, кто там был.
В урочище воцарился адский грохот. Бандеровцы расстреливали всех, кто вставал на их пути. Они поджигали заранее припасенные факелы, швыряли их под навесы, где стояли деревянные столы, в приямок с полевой кухней, в баню.
В первых землянках сопротивляться было некому. Их обитатели погибли, не успев взяться за оружие.
Орда валила дальше, растекалась на фланги, к отхожим местам, складам, к мусорным ямам. Основная толпа прорвалась на небольшой плац, пятачок, застеленный досками, где проводились построения личного состава, зачитывались приказы.
Несколько полуодетых партизан выскочили из штабной землянки, истошно орали, поднимали выживший народ.
– Цвигун, к лодкам! – надрывался хриплый голос.
Двое упали, истекая кровью, третий бросился в темень. Из прочих землянок тоже валил народ, полусонный, растерянный. Люди сталкивались, падали, беспорядочно стреляли. Их косили плотным пулеметно-автоматным огнем. Те, кому пока посчастливилось уцелеть, бросались в темноту, отступали к юго-западной оконечности лагеря.
Тряслись ветки, длинноногий парень в исподнем карабкался на дерево, где партизаны оборудовали «гнездо глухаря». Пулеметчик был убит, запутался в ветках. Парень отпихнул его, передернул затвор, направил ствол вниз, приложился к спусковому крючку и ударил веером, в самую гущу вражеского войска. Он дико кричал, удерживая гашетку, водил стволом, спешил уничтожить как можно больше врагов. Пули ложились в цель, мертвые валились густо, и атака чуть было не захлебнулась.
Бандеровцы не сразу опомнились и ответили ураганным огнем. Лихого пулеметчика порвали пули. Он тоже запутался в ветках, повис, болтая руками.
Кучка выживших партизан смогла в критический момент сгруппироваться. Они поняли, что им осталось лишь как можно дороже продать свои жизни. Полуодетые, едва вооруженные, кто с автоматом, кто с лопатой, смертники кинулись врукопашную. Дрались беспощадно, орали, посылали как можно дальше ненавистных фашистских прихлебателей, положили нескольких бравых хлопцев. Бандеровцы отскочили назад и открыли беглый огонь, косивший наседающих партизан.
Нескольким защитникам лагеря удалось отступить к обрыву. Они лежали в высокой траве, отбивались последними патронами. Двое поднялись, кинулись к лестнице, врезанной в обрыв. Одного срубило очередью, другой успел нырнуть вниз.
– Парни, сюда, на плот! – выкрикнул он, покатился, ударился головой о камень, закричал от боли.
Под обрывом гудела речушка, стремительно несла свои воды. Узкая полоска берега, зачехленные плоты. Именно на этот случай их тут и держали.
Длинноногий молодой партизан кряхтел, стаскивая плот в воду. Но для кого? Все полегли на краю обрыва. Да и он продержался недолго. Сил
