– Матерь Божья! – ахнул Алеша и отвернулся.
Вася ничего не сказала. Кожа у Агафьи была серовато-белой, как у трупа, а вот губы оказались малиново-красными, пухлыми и нежными, какими никогда не были при жизни. Ресницы кружевом лежали на ввалившихся щеках. Ее можно было счесть мирно спящей в земляной постели.
– И что теперь? – спросил Алеша.
Он был бледен и старался дышать как можно реже.
– Кол в рот, – сказала Вася. – Я вырезала кол сегодня утром.
Алеша содрогнулся, но опустился на колени. Вася встала на колени рядом с ним. У нее дрожали руки. Кол был грубо вытесанным, но острым, и она взялась за тяжелый камень, чтобы его вбивать.
– Ну что, братец, – спросила Вася, – будешь держать голову или вбивать кол?
Алеша был бледен, как снег, но сказал:
– Я сильнее тебя.
– Это верно, – согласилась Вася.
Она передала ему кол и камень, и раздвинула нежити челюсти. По-звериному острые зубы блестели, напоминая костяные иглы.
Это зрелище вывело Алешу из оцепенения. Скрипнув зубами, он просунул кол между ярких губ и с силой ударил камнем. Жидкая кровь вытекла изо рта и побежала по серому подбородку. Глаза распахнулись – огромные и пугающие, – но тело не шевельнулось. У Алеши дернулась рука. Он ударил мимо кола, так что Вася еле успела отдернуть руку.
С мерзким треском камень раздробил правую скулу. Тварь издала пронзительный вопль, хоть по-прежнему не шевелилась.
Васе показалось, что из глубины леса доносится яростный рык.
– Быстрее! – взмолилась она. – Быстрее, быстрее!
Алеша закусил губу и крепче сжал свои инструменты. Камень превратил лицо в бесформенное месиво. Он колотил по колу снова и снова, вспотев, несмотря на холод. Наконец кончик кола проскреб по кости, и последним мощным ударом юноша пронзил череп насквозь. Свет в открытых глазах трупа погас, и Алеша выронил камень из ослабевших пальцев. Задыхаясь, он отшатнулся от могилы. У Васи с пальцев капала кровь и что-то еще похуже, но она выпустила Агафью, почти не замечая этого. Ее взгляд был устремлен в лес.
– Вася, что там? – спросил Алеша.
– Мне показалось, что я что-то увидела, – прошептала Вася. – Посмотри туда.
Она поднялась на ноги. Белый конь с темным всадником галопом скакал прочь и почти моментально скрылся среди деревьев. Позади них ей привиделась еще одна настороженная фигура, похожая на громадную тень.
– Тут никого кроме нас нет, Вася, – сказал Алеша. – Ну-ка, помоги мне ее закопать и разровнять снег. Быстрее. Женщины будут тебя искать.
Вася кивнула и взялась за лопату. Она все еще хмурилась.
– Я уже видела эту кобылицу, – сказала она самой себе. – И ее всадника в черном плаще. У него голубые глаза.
* * *После того, как упыря закопали, Вася не стала возвращаться домой. Она смыла с рук землю и кровь, ушла на конюшню и свернулась у Мыши в деннике. Кобыла ткнулась ей носом в макушку. Вазила сел рядом с ней.
Вася сидела там долго и пыталась плакать – о том, с каким лицом умерла Дуня, о кровавом месиве вместо лица Агафьи. Даже об отце Константине. Однако хоть она просидела там очень долго, слезы так и не пролились. Внутри нее были только пустота и глубокая тишина.
Когда солнце склонилось к западу, девочка присоединилась к женщинам в бане.
Женщины накинулись на нее, все как одна. Они назвали ее равнодушной, невоспитанной, жестокосердной. А еще она услышала, как они уже тише говорили друг другу: «Ведьма. Как ее мать».
– Ты – неблагодарная маленькая тварь, Василиска, – злорадствовала Анна Ивановна. – Но я ничего другого от тебя и не ждала.
Этим же вечером она уложила Васю на лавку и отходила березовым прутом, хоть Вася и была слишком взрослой для порки. Только Ирина промолчала, но в ее покрасневших глазах читался укор, который ранил девушку гораздо сильнее сказанных женщинами слов.
Вася все вытерпела, но не нашла слов, чтобы оправдаться.
На закате Дуню похоронили. Во время короткой церемонии на морозе люди не переставали перешептываться. Ее отец выглядел усталым и бледным: никогда прежде он не казался таким старым.
– Дуня любила тебя, как родную дочь, Вася, – сказал он потом. – Что за время сбегать!
Вася молчала, а думала о своей пораненной руке, о холодной звездной ночи, о подвеске у себя на груди, об упырице в темноте.
* * *– Батюшка, – сказала она тем вечером, когда крестьяне разошлись по домам.
Она села рядом с Петром. Пламя в печи плясало алыми языками, а Дунино место пустовало. Петр вытачивал рукоять для охотничьего ножа. Он снял древесную стружку и посмотрел на дочь. Даже при свете очага было видно, что лицо у нее осунулось.
– Батюшка, – повторила она, – я бы не стала исчезать без нужды.
Она говорила так тихо, что никто из собравшихся на кухне ее не услышал.
– И что это была за нужда, Вася?
Петр отложил нож.
Вася вдруг поняла, что он боится услышать ее ответ, и поспешно сдержала рвущееся из груди путаное признание. «Упырица убита, – подумала она. – Я не стану обременять его только ради того, чтобы потешить собственную гордость. Ему приходится быть сильным ради нас всех».
– Я… пошла на могилу к матушке, – поспешно придумала она. – Дуня попросила меня пойти помолиться за них обеих. Она ведь сейчас уже с матушкой. А там… было легче молиться. В тишине.
Вид у ее отца был невероятно усталый.
– Хорошо, Вася, – сказал он, снова берясь за охотничий нож. – Но не следовало уходить одной, к тому же никому ничего не сказав. Это породило толки. – Вася стиснула руки. После недолгого молчания он уже мягче добавил: – Мне очень жаль, дитя. Я знаю, что Дуня была тебе вместо матери. Она тебе перед смертью ничего не давала? На память? Украшение?
Вася колебалась в растерянности. «Дуня велела мне ему не говорить. Но это же его подарок!»
Она открыла рот…
В дверь громко забарабанили, а потом в дом ввалился полузамерзший мужчина, рухнувший у их ног. Петр тут же вскочил, но момент был упущен. Кухню наполнили изумленные возгласы. Борода мужчины покрылась сосульками от его дыхания, щеки были в пятнах. Он лежал на полу, сотрясаясь от дрожи.
Петр его явно узнал.
– В чем дело? – вопросил он, наклоняясь и хватая дрожащего мужчину за плечо. – Что случилось, Николай?
Мужик не ответил – так и лежал на полу, скорчившись. Когда с него стащили рукавицы, то оказалось, что его замерзшие пальцы свело и кисть похожа на когтистую лапу.
– Нужна горячая вода, – сказала Вася.
– Постарайтесь, чтобы он поскорее заговорил, – сказал Петр. – До
