В тот вечер дом постепенно затихал, как будто молчание наползало вместе с ночным холодом. Домочадцы Петра жались к печи: кто-то шил, кто-то вырезал из дерева, кто-то штопал.
– Что это за звук? – вдруг спросила Вася.
Все постепенно замолчали.
На улице кто-то плакал.
Это были сдавленные рыдания, еле слышные. Но постепенно сомнений не осталось: они слышали приглушенный женский плач.
Вася с Алешей переглянулись. Вася привстала с места.
– Нет, – твердо запретил ей Алеша. Он сам подошел к двери, открыл ее и долго всматривался в ночь. Наконец он вернулся, качая головой. – Там ничего нет.
Однако плач продолжился. Во второй, а потом и в третий раз Алеша подходил к двери. Наконец Вася пошла сама. Ей показалось, что она видит белое мерцание, перелетающее между избами деревни. А потом она моргнула – и все исчезло.
Вася подошла к печи и заглянула в устье. Домовой сидел там, среди горячей золы.
– Она не сможет войти, – выдохнул он среди потрескивания пламени. – Клянусь, не сможет. Я не впущу ее.
– Ты уже так говорил, а упырь все равно влез, – тихо пробормотала Вася.
– Комната того труса – это другое, – прошептал домовой. – Ее я защитить не могу. Он наложил на меня запрет. А вот сюда сейчас той не войти. – Домовой стиснул руки. – Она не войдет.
Наконец луна зашла, и все пошли спать. Вася с Ириной жались друг к дружке, завернувшись в меха, вдыхая черную тьму.
Внезапно плач раздался снова, совсем близко. Обе девочки замерли.
В окно заскреблись.
Вася посмотрела на Ирину: та неподвижно застыла рядом с ней, широко раскрыв глаза.
– Это похоже на…
– Только не говори! – взмолилась Ирина. – Не надо!
Вася скатилась с кровати. Ее пальцы машинально нашли подвеску на груди. Камень обжег ей руку холодом. Окно было расположено высоко. Вася потянулась и с трудом открыла ставни. Сквозь лед двор был виден нечетко.
Однако за льдом оказалось лицо. Вася увидела глаза и рот – громадные черные провалы – и костлявую руку, прижатую к оконной пластине. Тварь рыдала.
– Впусти меня! – прохрипела она.
Раздался пронзительный скрип ногтей по льду.
Ирина захныкала.
– Впусти меня! – прошипела тварь. – Мне холодно!
Вася не удержалась, сорвалась с подоконника и плюхнулась на пол.
– Нет… нет!
Она снова залезла на окно, но теперь за ним было пусто и тихо: на снегу во дворе никого не было.
– Что там? – шепотом спросила Ирина.
– Ничего, Иринка, – отрезала Вася. – Спи.
Она заплакала, но Ирине этого не было видно.
Вася снова забралась в постель и крепко обняла сестру. Ирина больше ничего не говорила, но еще долго дрожала. Когда сестра, наконец, заснула, Вася осторожно расцепила ее руки. Слезы у нее высохли, лицо было полно решимости. Она прошла на кухню.
– По-моему, если ты исчезнешь, мы все умрем, – призналась она домовому. – Мертвецы встали.
Домовой высунул из печи усталую голову.
– Я буду их отгонять, покуда могу, – пообещал он. – Посиди со мной сегодня. Когда ты рядом, у меня больше сил.
* * *Три ночи Петр не возвращался, и Вася оставалась в доме и сторожила его вместе с домовым. В первую ночь ей вроде бы слышался плач, но к дому никто не приближался. Во вторую ночь царила полная тишина, и Васе смертельно хотелось заснуть.
На третий день она решилась просить Алешу сторожить вместе с ней. В тот вечер кровавый закат быстро померк, сменившись синими тенями и молчанием.
Домочадцы задержались на кухне: спальни казались ужасно холодными и далекими. Алеша при свете углей точил свое копье. Листообразный наконечник отбрасывал тусклые блики.
Огонь почти догорел, и кухню наполнила красная полумгла, как вдруг за дверью раздался протяжный тихий вой. Ирина сжалась у печки. Анна вязала, но всем было видно, что она покрылась испариной и дрожит. Отец Константин так широко открыл глаза, что вокруг всей радужки появился белок: он негромко шептал молитвы.
Послышались шаркающие шаги. Они становились все ближе и ближе. А потом голос заставил окно задрожать.
– Здесь темно, – сказал голос. – Мне холодно. Откройте дверь. Откройте.
А потом – стук в дверь.
Тук. Тук. Тук.
Вася встала.
Алеша стиснул древко копья.
Василиса подошла к двери. У нее отчаянно колотилось сердце. Домовой сопровождал ее, стиснув зубы.
– Нет, – вымолвила Вася, с трудом двигая онемевшими губами. Она снова впилась ногтями в пораненную руку и прижала окровавленную ладонь к двери. – Извини. Дом только для живых.
Тварь по ту сторону двери взвыла. Ирина уткнулась головой матери в колени. Алеша вскочил, поднимая копье. Однако шарканье возобновилось и затихло вдали.
А потом раздался визг перепуганных насмерть коней.
Не задумываясь, Вася распахнула дверь, не обращая внимания сразу на четыре вопля.
– Бес! – вопила Анна. – Она его впустит!
Вася уже выскочила за дверь. Белая фигура пронеслась между лошадьми, расшвыривая их, словно мякину. Однако один конь слишком замешкался. Белая фигура впилась животному в горло и повалила на снег. Вася с криком мчалась вперед, забыв свой страх. Нежить подняла голову и зашипела, и ей на лицо упала полоса лунного света.
– Нет! – ахнула Вася, останавливаясь. – Ох, нет, нет! Дуня! Дуня…
– Вася, – прошепелявила тварь. Голос был хриплым сипеньем упыря, но это все-таки был Дунин голос. – Вася.
Это была она, и не она. Это был ее облик, форма и саван. Однако нос обвис, губы провалились. Глаза превратились в горящие провалы, рот – в черную яму. Кровь свернулась на подбородке, носу и щеках.
Вася собралась с духом. Подвеска холодно горела у нее на груди, и она взялась за нее здоровой рукой. Ночь пахла горячей кровью и могильным тленом. Ей показалось, что рядом стоит черная фигура, но она не стала оглядываться и проверять.
– Дуня, – снова сказала Вася, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Уходи. Ты уже сотворила здесь достаточно зла.
Дуня прижала руку ко рту. Ее пустые глазницы наполнились слезами, но при этом она оскалила зубы. Дуня качалась и тряслась, кусая губу. Казалось даже, что она хочет заговорить. Она с рычанием двинулась вперед, и Вася попятилась, уже ощущая ее зубы на своем горле. Но тут упырица завопила, отшатнулась и по-собачьи понеслась к лесу.
Вася провожала ее взглядом, пока она не растворилась в лунном свете.
У Васиных ног хрипло дышали. Это был последний отпрыск Мыши, еще совсем молодой конек. Она упала рядом с ним на колени. У жеребенка было разодрано горло. Вася прижала ладони к ране, но черный поток продолжал струиться. Она ощутила смерть спазмом в животе. Из конюшни донесся горестный крик вазилы.
– Нет! – прошептала Вася. – Пожалуйста, нет!
Жеребенок не шевелился. Черный поток бежал все медленнее.
Белая кобылица выступила из темноты и очень бережно прижалась носом к мертвому коню. Вася ощутила у себя на шее теплое лошадиное дыхание, но когда оглянулась, то увидела только звездный свет.
Отчаяние и усталость были подобны черному потоку, подобны конской крови у нее на
