– Я сочту за честь ехать на тебе, – вежливо ответила она, хотя Морозко, уловив сухость ее тона, прикусил губу. – Но, возможно, я отложу это на более поздний момент: мне бы хотелось надеть на себя побольше одежды.
Она обвела взглядом комнату, но ее шубы, валенок и рукавиц нигде не видно было. На ней была только мятая нижняя рубаха, да Дунин талисман, который холодил ей грудь. Во время сна коса у нее расплелась, и густая черная с красными отсветами грива волос падала до пояса. Она смахнула пряди с лица и с напускной храбростью пошла к огню.
Белая кобылица стояла у печи, а рядом возвышался хозяин зимы. Васю поразило то, как похоже они на нее смотрят: дух полуприкрыл глаза, лошадь насторожила уши. Гнедой дохнул теплом ей в макушку. Не задумываясь, Вася положила ладонь ему на шею. Конь повел ушами от удовольствия, и она улыбнулась. Перед печью оказалось достаточно просторно, несмотря на неуместное присутствие двух рослых и сильных коней. Вася нахмурилась: когда она в прошлый раз просыпалась, комната казалась не такой большой.
На столе стояли две серебряные чарки и изящный кувшин. Комнату наполнял аромат теплого меда. Рядом с тарелкой свежей зелени оказался каравай черного хлеба, пахнущего солодом и анисом. Сбоку были выставлены миска с грушами и еще одна – с яблоками. Дальше всех лежала корзинка белых цветов со скромно опущенными головками. Подснежники!
Вася изумленно застыла.
– Ты же за ними пришла, правильно? – сказал Морозко.
– Я не надеялась их найти!
– Значит, тебе повезло, что нашла.
Вася смотрела на цветы и ничего не говорила.
– Иди, поешь, – распорядился Морозко. – Поговорим потом.
Вася открыла было рот, чтобы поспорить, но тут ее пустой желудок громко забурчал. Она справилась с любопытством и села за стол. Хозяин устроился напротив нее, откинувшись на плечо кобылицы. Заметив, каким взглядом она окинула еду, он чуть улыбнулся.
– Это не отрава.
– Наверное, – отозвалась Вася с сомнением.
Он отломил кусок горбушки и вручил Соловью. Жеребец охотно его принял.
– Давай, – поторопил ее Морозко, – иначе твой конь все съест.
Вася осторожно взяла яблоко и откусила кусок. Ледяная сладость обожгла ей язык. Она потянулась за хлебом. Не успела она опомниться, как зелень и половина хлеба исчезли. Сытая, она сидела, скармливая двум коням кусочки фруктов и хлеба. Морозко к еде не прикоснулся. Когда Вася поела, он разлил мед. Вася пила из своей серебряной чарки, наслаждаясь вкусом холодного солнечного напитка с привкусом подснежников.
Его чарка была такой же, только камни по краю оказались голубыми. Вася пила молча, но, поставив, наконец, чарку на стол, посмотрела хозяину дома в глаза.
«Сильная, – подумал Морозко, чуть встревожившись, когда рассмотрел ее в зеленых глубинах. – Старик Черномор сразу ее признал бы. Но она такая юная!»
– Что будет теперь? – спросила она у него.
– Это зависит от тебя, Василиса Петровна.
– Мне надо домой, – сказала она. – Мои родные в опасности.
– Ты пострадала, – сообщил ей Морозко. – Сильнее, чем думаешь. Ты останешься здесь, пока не поправишься. Твоей родне от этого хуже не станет. – Чуть мягче, он добавил: – Ты вернешься домой на рассвете, который наступит после той ночи, когда ты ушла. Я обещаю.
Вася ничего не сказала, и отсутствие возражений показывало, насколько сильно она утомлена. Она снова посмотрела на подснежники:
– Почему вы мне их принесли?
– Тебе ведь дали выбор: принести мачехе эти цветы или уйти в монастырь. – Вася кивнула. – Ну вот: они у тебя есть. Ты может поступать, как захочешь.
Вася неуверенно вытянула палец и погладила шелковистый влажный лепесток.
– Откуда они?
– С границы моих земель.
– А где это?
– У оттепели.
– Но это же не место!
– Разве? Это много всего разного. Так же как ты и я – это много разного, и мой дом – это много разного, и даже этот конь, который тычется носом тебе в колени, – это много разного. Твои цветы здесь. И довольно.
Зеленый взгляд снова устремился на него, но теперь он был не робким, а возмущенным.
– Я не люблю половинчатые ответы.
– Тогда не задавай половинчатых вопросов, – посоветовал он, улыбаясь с неожиданным обаянием.
Вася вспыхнула. Жеребец придвинул морду еще ближе. Она поморщилась, когда он тронул губами ее обмороженные пальцы.
– А! – сказал Морозко. – Совсем забыл. Больно?
– Немножко.
Однако она не стала встречаться с его взглядом.
Он обошел стол и опустился на колени, так что их лица оказались на одном уровне.
– Можно?
Она судорожно вздохнула. Он взял ее за подбородок и повернул лицо к свету. На щеке – там, где он дотронулся до нее в лесу – остались черные следы. Кончики пальцев на руках и ногах побелели. Он осмотрел ее руки, провел пальцем по отмороженной стопе.
– Не двигайся! – приказал он.
– С чего бы…
Но тут он приложил ладонь к ее щеке. Его пальцы внезапно стали горячими, невероятно горячими, так что Вася ожидала ощутить запах своей сожженной плоти. Она попыталась отстраниться, но вторая рука легла ей на затылок, зарылась в волосы, удерживая. Ее дыхание стало прерывистым и хриплым. Его рука переместилась ей на горло, и теперь жжение стало еще сильнее. Она была так потрясена, что даже кричать не могла, а когда ей показалось, что больше она не выдержит, он ее отпустил. Она тяжело привалилась к гнедому. Жеребец утешающе дышал ей в волосы.
– Прости меня, – сказал Морозко.
Воздух вокруг него был холодным, несмотря на жар рук. Вася почувствовала, что дрожит. Она прикоснулась к своей поврежденной коже. Щека оказалась гладкой и теплой, без всяких отметин.
– Больше не болит.
Она заставила себя говорить спокойно.
– Да, – подтвердил он. – Кое-что я могу излечивать. Но не могу лечить бережно.
Она посмотрела на погубленные пальцы рук и ног.
– Лучше так, чем стать калекой.
– Ты права.
Однако когда он касался ее ног, она не смогла сдержать слезы.
– Ты дашь мне руки? – спросил он.
Вася медлила. Кончики пальцев у нее обморозились, одна кисть была неловко перемотана тряпицей, чтобы закрыть рваную дыру на ладони, оставшуюся с той ночи, когда упырица приходила за Константином. Воспоминание о боли было ошеломляющим. Он не стал ждать ее ответа. Все ее силы ушли на то, чтобы не кричать, пока кончики ее пальцев становились теплыми и розовыми.
Наконец он взял левую руку и начал разматывать повязку.
– Это ведь вы меня ранили, – сказала Вася, чтобы отвлечься. – В ту ночь, когда пришла упырица.
– Я.
– Почему?
– Чтобы ты меня увидела, – объяснил он. – Чтобы запомнила.
– Я же уже вас видела. Я не забыла.
Он склонялся над ее рукой, но она видела изгиб его губ – невеселая горьковатая улыбка.
– Но ты сомневалась. Стоило мне исчезнуть – и ты перестала бы верить себе. Сейчас в домах людей я всего лишь тень. Когда-то я был гостем.
– А кто тот одноглазый?
– Мой брат, – отрывисто ответил он. – Мой враг. Но это долгая история и не на сегодня. – Он отложил
