Вася с Соловьем практиковались в скачках три дня подряд. С каждым днем конь нес ее все более ловко, а к Васе постепенно возвращались силы.
Когда они вернулись в дом на третий день, там их ждали Морозко и белая кобылица. Вася проковыляла в дом, радуясь, что уже может идти, ни на что не опираясь, и замерла при виде них.
Кобыла стояла у печи и лениво лизала ком соли. Морозко тоже сидел у огня. Вася скинула шубу и прошла к печи. Соловей направился к своему привычному месту и остановился в ожидании. Никогда не знавший ухода конь очень быстро к нему привык.
– Добрый вечер, Василиса Петровна, – сказал Морозко.
– Добрый вечер, – отозвалась Вася.
Она с удивлением увидела в руках у хозяина зимы нож: он что-то вырезал из куска тонковолокнистой древесины. Под его ловкими пальцами появлялось нечто вроде деревянного цветка. Он отложил нож, и его голубые глаза быстро прошлись по ней. Ей стало любопытно, что он видит.
– Мои слуги о тебе хорошо заботились? – спросил Морозко.
– Да, – ответила Вася. – Очень хорошо. Спасибо за гостеприимство.
– На здоровье.
Пока она обихаживала Соловья, Морозко молчал, хоть она и ощущала на себе его взгляд. Вася вытерла коню шкуру и расчесала запутавшуюся гриву. Когда она умылась, а стол был накрыт, она впилась в еду с жадностью волчонка. Стол ломился от яств: незнакомых плодов и шипастых орехов, сыра, хлеба и творога. После того как Вася выпрямила спину и стала есть медленнее, она поймала ироничный взгляд Морозко.
– Я проголодалась, – объяснила она виновато. – Мы дома не так хорошо едим.
– Да уж, верю, – последовал ответ. – К середине зимы ты напоминаешь бесплотного духа.
– Правда? – переспросила огорчившаяся Вася.
– Почти.
Вася промолчала. Поленья рассыпались углями, и свет от огня из золотого стал красным.
– А куда вы ездите, когда вы не здесь? – полюбопытствовала она.
– Куда мне вздумается, – ответил он. – В мире людей сейчас зима.
– А вы спите?
Он покачал головой:
– В твоем представлении – нет.
Вася невольно покосилась на громадную кровать с черной рамой и горой одеял, лежащих сугробом. Она прикусила язык, пока вопрос с него не сорвался, но Морозко уловил ее мысль и приподнял изящную бровь.
Вася густо покраснела и уткнулась в свою чашу, чтобы спрятать запылавшие щеки. Когда она подняла голову, то увидела, что Морозко смеется.
– Нечего смотреть на меня с такой чопорной миной, Василиса Петровна, – сказал он. – Эту кровать сделали для тебя мои слуги.
– А вы… – начала Вася, еще сильнее покраснев, – вы никогда…
Он снова взялся вырезать, сняв стружку с деревянного цветка.
– Часто, когда мир был молод, – кротко проговорил он. – Для меня оставляли в снегу девиц. – Вася содрогнулась. – Иногда они умирали, – добавил он. – А иногда оказывались упрямыми или храбрыми – и не умирали.
– И что бывало с ними? – спросила Вася.
– Возвращались домой с сокровищами, – суховато бросил Морозко. – Разве ты не слышала сказки?
Вася, все еще краснея, открыла рот и снова его закрыла. Ей хотелось сказать одновременно дюжину разных вещей.
– Почему? – только и смогла выговорить она. – Почему вы спасли мне жизнь?
– Меня это развлекло, – ответил Морозко, не отрывая взгляда от резьбы.
Цветок вчерне был закончен. Он отложил в сторону нож, взял кусок стекла… или льда… и начал его полировать.
Вася невольно поднесла руку к щеке – там, где она была обморожена.
– Правда?
Он ничего не ответил, но их взгляды встретились. Она судорожно вздохнула.
– Почему вы спасли мне жизнь, а потом попытались меня убить?
– Храбрые остаются живы, – повторил Морозко. – Трусы умирают в снегу. Я не знал, которая из них ты. – Он положил цветок и протянул руку. Его изящные пальцы прикоснулись к тому месту, где оставили повреждения на ее щеке и подбородке. Когда его большой палец скользнул по ее губам, она прерывисто вздохнула. – Кровь – это одно. Ясновидение – другое. Но храбрость – это самая большая редкость, Василиса Петровна.
Вся кровь прихлынула к лицу Василисы, так что она стала ощущать малейшее движение воздуха.
– Ты задаешь слишком много вопросов, – резко бросил Морозко, опуская руку.
Вася смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Это было жестоко, – сказала она.
– Тебе предстоит долгий путь, – ответил Морозко. – Если у тебя не хватит отваги, чтобы его принять, то лучше, гораздо лучше, спокойно умереть в снегу. Возможно, я хотел тебе добра.
– Не спокойно, – возразила Вася. – И не добра. Мне было больно.
Он покачал головой и снова взялся за резьбу.
– Это потому что ты боролась, – объяснил он. – Боль не обязательна.
Она отвернулась, привалившись к Соловью. Молчание было долгим.
А потом он сказал, очень тихо:
– Прости меня, Вася. Не бойся.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Я не боюсь.
* * *На пятый день Вася сказала Соловью:
– Сегодня я заплету тебе гриву.
Жеребец не так чтобы остолбенел, но она почувствовала, как все его мышцы напряглись.
«Ни к чему ее заплетать», – сказал он, тряхнув этой самой гривой. Тяжелая черная завеса завивалась, словно женские локоны, и спускалась чуть ли не до его колен. Это было неудобно и красиво.
– Но тебе понравится, – начала уговаривать Вася. – Разве не лучше будет, если она перестанет лезть тебе в глаза?
«Нет», – ответил Соловей очень твердо.
Девушка сделала новую попытку:
– Ты будешь выглядеть, как повелитель всех коней. У тебя такая красивая шея, не надо ее закрывать.
Вопрос о том, как он выглядит, заставил Соловья мотнуть головой. Он был довольно-таки тщеславен: все жеребцы такие. Вася почувствовала, что он колеблется. Вздохнув, она обвисла у него на спине:
– Ну, пожалуйста!
«Ах, ну ладно», – уступил конь.
Тем же вечером, когда конь был вычищен и расчесан, Вася встала на лавку и начала заплетать ему гриву. Опасаясь его возмущения, она отбросила планы уложить ему косы корзинкой, завить локоны или использовать сложные плетения. Вместо этого она собрала его гриву в одну толстую перистую косу вдоль холки, так что изгиб его шеи стал казаться еще более крутым, чем раньше. Вася пришла в восторг. Тайком она попыталась взять часть подснежников, которые так и стояли совершенно свежими на столе, и вплести их ему в косу. Жеребец насторожился:
«Что ты делаешь?»
– Добавляю цветы, – виновато призналась Вася.
Соловей топнул копытом.
«Никаких цветов!»
Вася справилась с собой и со вздохом положила подснежники обратно.
Закрепив последние пряди, она отступила посмотреть на то, что у нее получилось. Коса подчеркнула гордую шею и изящную голову. Воодушевившись, она перетащила лавку, чтобы взяться за хвост.
Конь печально вздохнул:
«И хвост тоже?»
– Когда я закончу, тебе среди коней не будет равных! – пообещала Вася.
Соловей оглянулся, безуспешно пытаясь увидеть, что она делает. «Ну, как скажешь». Похоже, он начал менять свое отношение к уходу. Не обращая на это внимания, Вася принялась заплетать ему хвост, мурлыча что-то себе под нос.
Внезапно холодный ветер рванул гобелены, а огонь в печи затрещал.
