– Не говори о нём так!
– Почему?
Пётр толкнул его.
– Какой ты всё-таки придурок, Каль.
– Э! Руки убери, понял?
Горе, разбуженное близостью мёртвого друга, внезапно ожесточило их.
– Вы что, собрались драться, когда он там? – вскипела Мимси. – Совсем сдурели?
Никто не обратил на неё внимания, но она продолжала:
– Нужно следить за повозкой. Если Смерчу не помешать, он избавится от Одноглазого, пока того не обнаружила Чёрная Дама.
Пётр пожал плечами. Под пальто, накинутом в спешке, его пижама была облеплена снегом, а армейские ботинки без шнурков распахнулись на лодыжках.
– А мне плевать на Одноглазого… Это меня больше не касается. Я пошёл спать.
– Что?
Пётр поддал по фонарю, как по футбольному мячу, тот закатился под фургон, и конюшня погрузилась во тьму.
– Он мой брат, что ли? Я замёрз, мне надоело. Я пошёл обратно. Привет.
Мимси обернулась к Калю.
– Что же ты молчишь? Не позволяй ему!
Большой Каль был бледен как простыня, только нос покраснел от холода.
– Вообще-то он прав. Какой смысл здесь торчать, Мимси? Что мы будем делать, если оборотни вернутся?
– Ты хочешь бросить Братча?
– Он умер, Мимси. Умер! Уже ничего не изменишь! Нужно позаботиться о нас самих…
Мимси больше не могла это слышать.
– Ладно, поняла. Катись отсюда.
– Ты прекрасно знаешь, что я прав. Иди, ложись спать.
– Валите оба, а то я буду орать, пока Берг не проснётся.
– Пошли, – пробормотал Пётр, уводя Большого Каля. – Я же говорил, она чокнутая.
Оставшись одна, Мимси некоторое время приходила в себя. Пусть катятся к чёртовой бабушке, они ей не нужны. И вообще никто не нужен. Пусть эти болваны спят, она и одна сумеет защитить Братча.
– Правда, нам с тобой никто не нужен? – проговорила девочка, гладя старую клячу.
Та не возражала и тыкалась мордой в карман Мимси, надеясь найти что-нибудь вкусненькое.
– У меня ничего не осталось. Всё раздала, старушка. Ну, отстань!
Под потолком конюшни находился сеновал – там сушили сено для животных. Подтянувшись на руках, Мимси забралась наверх. Потом прокопала себе норку в соломе, отчего во все стороны метнулась разная живность.
Она не возражала против соседства с крысами или мышами: на сеновале было тепло, к тому же отсюда отлично просматривалась вся конюшня.
Мимси мгновенно уснула.
Разбудил её скрип двери, за которым последовало взволнованное пыхтение. В конюшню вошёл мальчик в огромной куртке, с фонариком в руке. Он сильно подрос, светлые волосы стали гораздо длиннее, но Мимси его узнала – возможно, по огромным глазам на худом лице, которые она без труда разглядела в темноте.
– Малыш Швоб?
– Мимси! Я сразу понял, что это ты, когда вы приехали.
– Обалдеть! Что ты здесь делаешь?
Старый товарищ Мимси достал из кармана небольшой свёрток, обмотанный салфеткой.
– Я тебе принёс хлеба.
– Просто невероятно, что мы снова встретились. А ты здорово вырос, надо же!
– Правда? – он гордо выпрямился. – Зачем ты туда залезла? Можно мне тоже?
– Забирайся, сейчас всё объясню.
– А твои дружки не вернутся?
– Они мне не дружки. Ты что, за нами шпионил?
Малыш Швоб бесхитростно пожал плечами.
– Я не спал. Увидел, как вы вышли, а потом те двое вернулись и ругались друг с другом. Я подумал, что ты наверняка проголодаешься, ты ведь за ужином совсем ничего не ела.
– Ладно, залезай. Кроме хлеба ничего нет?
Она вдруг почувствовала себя гораздо веселее. Помощи от Швоба, конечно, немного, но всё-таки однажды она именно с ним вырвалась на свободу. То, что они встретились здесь, было первым добрым знаком за очень долгое время.
Швоб прорыл себе местечко в соломе. Оказалось, он принёс ещё несколько кусков сахара и мармелада, и они съели всё это вместе. Пока Мимси утоляла голод, Швоб рассказывал, что происходило с ним после того, как они потеряли друг друга на станции: он попал в руки полиции, едва выйдя из коровьего вагона, потом его поместили в интернат Гульденбургского лицея, где, если бы не Магнус Миллион…
Услышав это имя, Мимси раздражённо перебила:
– Я в курсе. Тут можешь сократить.
– Ты знаешь Магнуса?!
– Так, слегка, – уклончиво ответила она.
Мимси не стала уточнять, какую роль сыграла в той истории, когда малыш Швоб и ребята из спальни наказаний в результате бесчеловечного эксперимента профессора Оппенгейма и его дочери Алисии попали в мир сновидений.
– Давно ты здесь?
– Недели три.
Однажды ночью, продолжал Швоб, они небольшой компанией самовольно ушли из интерната, чтобы пошататься по Нижнему городу, и попались в ловушку Смерча и его людей. Остальные были посильнее и побыстрее, им удалось вырваться. А ему – нет.
– И ты не пытался смыться?
– Зачем?
Мимси нахмурилась.
– Если бы не одно важное дело – только бы меня и видели, можешь не сомневаться. Сколько тут всего народу, не считая оборотней?
– Оборотни не живут на Даче. Тут только хозяйка, её шофёр, потом госпожа Спенсер, кухарка и, конечно, толстяк Берг…
– «Хозяйка» – это Чёрная Дама?
– Она всем тут управляет, но мы её почти не видим.
– А деревня далеко?
– Понятия не имею.
– Неужели никто не пытался отсюда убежать?
Малыш Швоб изумлённо вытаращил глаза.
– Но зачем?! Здесь не бьют, кормят… Чего ещё надо?
– Я не собачка, которую погладил – и делай с ней что хочешь. Ты сам захотел сюда приехать?
– Нет.
– И я нет. И остальные – тоже. Так почему же вы здесь?
– Потому что тут мы дома. Так Чёрная Дама сказала: Дача теперь наш дом.
Мимси фыркнула.
– У меня дома нет и никогда не будет. Вы как хотите, а я, как только улажу своё дело, свалю отсюда.
Сказав это, она громко зевнула, подняла воротник кителя и устроилась поуютнее в соломе.
– Я страшно устала, надо поспать.
Глава десятая
Они покинули монастырь Смолдно на рассвете. Мелкий снег слепил глаза и хлестал по лицу, будто песок.
Полковника Блица под надёжной охраной поместили в отдельный вагон. Новость о его аресте потрясла дожидавшихся в поезде солдат. Никто не мог поверить, что их командир – изменник, покушавшийся на великого герцога. Военные тихо переговаривались между собой.
– Подчиняйтесь приказу, – распорядился Блиц. – Я сниму с себя эти ложные обвинения, слово офицера.
Заботу о безопасности государя полковник поручил своему помощнику, лейтенанту Трасту. На арестованного следовало надеть наручники, но никто не хотел этого делать. Его заперли в первом вагоне под охраной двух человек, назначенных лейтенантом, которые с радостью отдали бы месячное жалованье, лишь бы поменяться с кем-нибудь местами.
Отец-настоятель, собравшись с силами, лично проводил великого герцога до поезда. Прежде чем тот поднялся в вагон, монах взял его ладони в свои.
– Я бы хотел помочь тебе, Никлас. Но я всего лишь старик, мой удел – молитвы, а не интриги… Препоручаю тебя Грегориусу. В любых обстоятельствах можешь положиться на него. Он поможет и даст совет.
– В меру моих скромных сил, святой отец, – добавил послушник, поклонившись.
Поверх рясы он надел коричневую дорожную накидку с широкими полами, которые придавали ему зловещий вид, делая ещё более похожим на большую птицу.
Великий герцог стоял ровно, будто шпага, голос его немного дрожал, под глазами темнели круги. Из-за повязки на голове треуголка была надета набекрень.
– Спасибо, святой отец. Спасибо за вашу доброту… Но возвращайтесь скорее обратно, вы можете простудиться.
– О, мой час ещё не настал, – бросил настоятель и быстро перекрестил юного государя. – До встречи, Никлас. Да пребудет с тобой Господь.
Едва поезд тронулся, как брат Грегориус и великий герцог уединились в дальнем углу вагона. Силуэт монастыря на высокой скале постепенно становился всё более размытым. Потом поезд резко погрузился в темноту: они въехали в густой лес, пришлось зажигать лампы.
Государь что-то тихо говорил, доставал документы, вычёркивал, исправлял. Совсем рядом, почти вплотную, сидел, подперев голову, брат Грегориус. Он то кивал, то подставлял великому герцогу ухо, как на исповеди.
Магнус несколько раз подходил к ним с чайником, но холодный взгляд Никласа отбивал у него охоту предлагать чай.
Что они затевали? Устранение Свена Мартенсона? Переустройство правящей верхушки, которое неминуемо произойдёт после его ареста?
На сердце у Магнуса было тяжело. Сколько всего успело произойти с тех пор, как двенадцать часов назад они покинули поезд. Мирный договор подписан, но всего за одну ночь его мир перевернулся с ног на голову.
Приказ убить великого герцога, найденный Грегориусом в чемодане полковника, казался неопровержимым доказательством. Но Магнус не мог поверить в вину дяди, равно как и в вину полковника Блица. Всё разъяснится… Обязательно! Свен Мартенсон был честным человеком и идеалистом, не имевшим иной страсти (не считая пиджаков, сшитых на заказ), кроме заботы о народе. Ничего не стоит сфабриковать фальшивку, подделать подпись… Магнус верил: когда Свен встретится со своими обвинителями, он рассмеётся им в лицо, раскроет их козни, и правда восторжествует.
Вот только зачем он впутал племянника в такую отвратительную историю?
Дорога назад обещала быть бесконечной. Голова у Магнуса шла кругом от кучи вопросов. Читать он не мог и лишь ходил туда-сюда по вагону.
Наверное, лучше попытаться отдохнуть. Всё
