У двери в его кабинет сидела на стуле старая бабка Макарова.
– Что, опять? – Лукич посмотрел на ее разбитую губу.
– Напился, ирод. Забери ты его, Христа ради, Лукич, я отдохну чуток! – Бабка чуть не плакала.
– Да ты пойми! Забрать надолго я его не могу. А выйдет – и опять тебе наподдаст. Давай миром. Я с ним сейчас поговорю, пойдем.
– Да здесь он. Дед, – крикнула она в открытое окно.
– А ну заходи, Макаров! Тебе сколько лет, дед?
– Ну, семьдесят третий пошел.
– В тюрьме решил остаток лет отсидеться?
Бабка тихонько ойкнула.
– Эт за что ж?!
– За регулярные избиения жены.
– Так я ж любя! – Дед искренне удивился.
– Слушай внимательно, Макаров. Еще раз, и она, – он показал на бабку, – напишет заявление. По форме. И тогда я тебя посажу.
– Куда?
– Сначала сюда. Ну а потом…
Бабка вдруг проворно вскочила, схватила мужа за руку и потянула к выходу.
– Пошли, что ль, отсюда. Ты извини нас, Лукич. Мы сами как-нибудь.
– Идите уж. – Семен Лукич махнул рукой.
«Быстро я управился. На сегодня все или еще кого принесет? – Он достал из кармана прихваченную с собой тетрадку. Да, не зря, видно, фигура эта крутилась на барском кладбище. Старые это дела, точно старые. Сокровища ищут. Только что искать? Нет там ничего, я по молодости сам там все обшарил. Что Санек говорил? Крест поворачивался? Привиделось ему. Могилы там как могилы. Кресты все в землю вкопаны, куда им вращаться-то? Придумал Санек, для пущего ужаса придумал. – Лукич посмотрел в окно. – Ко мне идет или так прогуливается?» – успел подумать он.
– Здравствуйте, Семен Лукич.
– И вам не болеть. Случилось что?
– Нет. Пришел помощь предложить.
– Да не нужно пока ничего. Мужики в дальний лес подались. Я туда же сейчас поеду. Хочешь, давай со мной, – перешел он на «ты».
Лукич внимательно посмотрел на Махотина. Согласится или просто так пришел, из вежливости?
– Хочу. Слушай, Лукич. – Махотин тоже перестал церемониться. – Мне ведь помощь твоя нужна. Помоги разобраться. Только послушай сначала, мне издалека плясать надо.
– Давай, слушаю.
– Я жил в Кротовке. Двадцать два года назад. Слышал, тогда там пожар был? Женщина молодая сгорела.
– Слышал. И еще ребенок…
– Нет-нет! Дочка жива осталась. Ее спасли. Корзинку с ней я под дверью у себя нашел через несколько дней.
– Так ты…
– Это мой дом сгорел и моя жена Любава.
Лукич опешил. Он, конечно, помнил эту историю. И как не помнить!
– Так ведь мужа-то и обвиняли! Тебя, выходит?
– Нет, я не виноват. Я в это время в городе был. Проверили потом, отпустили. А вот кто действительно мой дом поджег, до сих пор не знаю. Вначале пытался искать, только тетка Любавина меня обвиняла, не мог я в деревне оставаться. Так и заглохло все.
– А что сейчас? Ты дом у Елены за этим купил, чтобы поближе к Кротовке?
– Наверное. Хотя когда покупал – не думал. Есть еще одна вещь. Накануне отъезда я получил записку. В старом, тех времен, конверте.
– Угрозы?
– Нет. Только два слова: «ОНА ЖИВА». И все. Такое впечатление, что кто-то попытался мне напомнить о тех событиях.
– Допустим, но зачем? Ты, как я понимаю, единственный заинтересованный человек? Тетка-то уж померла давно, так?
– Так. Слушай дальше. Это еще не все. Вчера я ездил в город по вашим делам.
– Спасибо тебе.
– Да не на чем. Мне уже возвращаться, но тут позвонила мне старая знакомая, много лет назад у меня с ней был короткий романчик. Так, интрижка. Расстались вполне мирно. А тут она просит срочно приехать. И утверждает, что это она прислала это письмо. Я и рванул сразу. Ехать всего ничего – минут двадцать. Звоню в дверь – не открывает. Забеспокоился.
– Что так? Может, ушла куда?
– Нет, я подъехал – позвонил ей. Номер квартиры забыл и этаж. Она ответила! Да и обязательный она человек, Галина. Была.
– Неужели труп?
– Вызвал я друга своего, из прокуратуры, побоялся один в квартиру вломиться. Открыли – Галина лежит с пробитой головой. Еще жива была. Последние слова ее показались мне сначала сплошным бредом. Что-то про папку, рисунок, записки. Еще о метрике чьей-то. Так и сказала – метрика. Не свидетельство о рождении, чуешь? Старая метрика. А под конец про крест какой-то. Могильный, что ли?
– Так. И ты уже сделал выводы?
– Так, может, и ерунда. Но согласись. Записка была. Ваш парнишка откуда пропал? Правильно, с кладбища. Санек видел, как крест поворачивался, так?
– Ну, этот может и соврать!
– А если нет? Если все это из одной оперы?
– Ты сейчас притянул за уши кучу фактов. Спору нет, определенная логика присутствует. Надо разбираться. Кстати, раз уж мы затронули тему крестов, ты ведь Крестовскому – зять?
– Зять. А ты о нем откуда знаешь? Неужели он и здесь побывал?
– До вчерашнего дня я про твоего родственника слыхом не слыхивал. Вишняков просветил. У него с ним, похоже, свои счеты.
– Ох, черт! И для меня тесть – бельмо на глазу. – Махотин вздохнул.
– Да хрен с ним. Ты послушай, что я тебе про Крестовских расскажу. Рождественка-то издавна им принадлежала, их имение было за Юзой. Вот я думаю, родственник он, твой Крестовский, или однофамилец нашим? Не знаешь ли чего?
– Вряд ли он имеет какое-то отношение к местным. Сам он всю жизнь в городе прожил. И родился там же, наверное. Жил с матерью, отца не помнит. Нет, скорее однофамилец. А тебе зачем?
– Историю люблю. – Лукич немного смутился.
– Тайнами увлекаешься? Сокровища предков покоя не дают?
– Ты смейся, смейся! А я тебе пока еще кое-что расскажу. Только не перебивай, ладно? Потом поймешь, что тебя мой рассказ непосредственно касается.
– Интересно! Давай излагай!
– Вот. – Лукич протянул Махотину тетрадку. – Тут все, что я собрал про Крестовских и Челышевых. Эти – в Кротовке жили, тоже баре. Я в детстве еще про них от деда своего слышал. Дед мой у Крестовских в юности на конюшне служил. Много чего про них знал. Он меня как-то на кладбище старое водил, вроде как на экскурсию. Я бродил между могилами и читал имена. На широкой плите два одинаковых креста рядышком. «Это первенцы Александра Сергеича – Ванечка и Мишенька. Два годочка прожили всего. А вот и сами Александр Сергеич и Аннушка его, царствие им небесное, – дед Прохор показал мне на две могилы. – Барин в тот год, когда младшенькая родилась, преставился, а барыня на два года его пережила. Плохо им жилось, не могла им большевистская власть простить, что богатыми раньше были. А они все, что у них было, этой власти отдали, только бы жить им разрешили. Отселили их в маленький домик на окраину, кругом только поля да круча над Юзой… А усадьба потом сгорела вдруг, в одночасье. Совсем их гнобить начали: мол, сами подожгли. А они тихо жили. Дочка старшая Верочка тогда уже большенькая была, она у них до революции родилась. Бедно жили, с хлеба на воду, да и