– Впереди только кусты, – сказал разведчик, – так что придется ползти. Вы готовы?
– Да, конечно, готов.
– Тогда держитесь рядом. И не выбирайтесь на пустое пространство.
– Я понимаю.
– Тогда вперед!
Егор опустился на землю и пополз по-пластунски от одного куста к другому, постоянно оглядываясь на своего неуклюжего спутника, который определенно нечасто пользовался ранее таким способом передвижения. Тем не менее Юлий Алексеевич все-таки двигался. И делал это, не забывая оставаться скрытым от противника кустами.
Но в конце концов закончился и кустарник. Дальше было открытое пространство. А значит, оставалось лишь наблюдать, надеясь, что это принесет какую-то практическую пользу.
То, что открылось теперь взору косморазведчика, было само по себе впечатляющим. Впереди, метрах в пятидесяти, на ровном, антрацитово черном «плацу» плечом к плечу выстроились в ряд «урфины». Черной была вся поверхность, начинающаяся метрах в пяти от кустов и тянущаяся до той самой серой стены, что он увидел еще раньше. Ртутноголовые солдаты стояли абсолютно неподвижно, будто статуи. Но вот, словно получив неслышную команду – что в какой-то степени наверняка являлось истиной, – некоторые из них, находившиеся в разных местах шеренги, дружно шагнули вперед и проследовали к некоему темному низкому строению – скорее, большой коробке, поскольку в ней не было видно ни окон, ни дверей, никаких иных отверстий или выступов. Длиной «коробка» была метров тридцать, высотой – не более двух. Перед ней находилось нечто вроде однотонного, как и все здесь, серого настила, приподнятого над землей на полметра, не больше. Настил имел ширину немногим более пары метров – как раз, чтобы мог лежа поместиться человек. Об этом Плюх подумал интуитивно, но именно так и стали поступать подходившие к настилу «урфины». Они ступали на него и ложились на спины, упираясь ртутными головами в стену темной «коробки». Хотя… Разведчик проморгался, прежде чем посмотреть туда снова, слишком нелепым показалось ему увиденное. Но так оно и было: «урфины» не просто упирались блестящими нашлепками в стену, они в нее свои головы засовывали, будто стена была сделана из мягкого пластилина. Теперь казалось, что возле «коробки» на длинном сером настиле лежали обезглавленные человеческие тела.
– Я, кажется, понимаю, – зашептал профессор Сысоев. – Таким образом их кормят. Ну или что-то вроде этого. Ведь мышечной энергии нужна какая-то подпитка.
– Похоже на то, – согласился Егор. – А может, заодно и программы корректируют, или данные загружают. И выгружают, наверное.
– Вы обратили внимание, что таких кормушек несколько?
«Коробок» и впрямь было много. Отличались друг от друга они лишь оттенками серого цвета – от почти белого до антрацитово-черного, такого же, как и вся ровная поверхность под ними. Из-за того, что тени в этом мире практически отсутствовали, черное на черном не сразу удалось разглядеть. Невольно обратил на себя внимание непонятный, будто существующий сам по себе блеск, и только потом глаза наблюдателей различили эту черную «коробку». Она походила скорее на цилиндр, или трубу, закрытую с торца такой же зеркально блестящей мембраной, что и головы самих «урфинов», блеск которой и привлек внимание Плюха. Хотя, вполне возможно, «труба» была и внутри наполнена этой ртутнообразной субстанцией, но косморазведчику его хорошо развитая интуиция подсказывала, что это именно перегородка, мембрана, а внутри цилиндр полый. Еще это «сооружение» отличалось от прочих тем, что стояло от них чуть в стороне и дальше прочих «коробок», еще и поэтому взгляд не сразу ее отыскал. Егору показалось даже, что труба тянется к самой стене, которую он увидел еще из леса. Впрочем, с масштабом он так и не смог определиться; стена казалась ему то находящейся от них в десяти километрах и невероятно, под километр или два, высоченной, то будто бы стоящей метрах в пятистах, возвышаясь метров на десять-пятнадцать. В первом случае «труба» до нее, конечно, не доходила, во втором – вполне могла. Но разрушить оптическую иллюзию и понять, как же все обстоит на самом деле, Плюх так и не мог. И очень пожалел, что с ним нет его шлема – уж тот бы враз разрушил любую иллюзию, да еще и приблизил бы любой объект в самом оптимальном увеличении. А еще, тоже чуть в стороне, виднелась другая «труба» – теперь уже снежно-белая. В этом «военном городке» вообще было лишь два цвета: белый и черный. И производные от них – всевозможные оттенки серого. На этом бесцветии особенно чужеродно выделялись тела «урфинов» – желтоватые, будто старые кости. И совсем уже дико смотрелись на некоторых из них татуировки, особенно цветные. Эти пестрые кляксы в строгом черно-белом мире почему-то вызывали у Егора тошноту. И он вновь перевел взгляд на белую «трубу». Вернее, если это и была труба, то наполовину погруженная в грунт. Этакая «полутруба». Или нечто, напоминающее большой длинный ангар. Он был и выше, и шире черной «трубы», зато торец его закрывала точно такая же, как и там, зеркальная мембрана. А вот длину «ангара» Плюх тоже не смог определить. Вновь черное с белым устроили ему оптическую иллюзию. То казалось, что белая «полутруба» упирается дальним концом в серую стену, то виделось, будто второй ее край совсем близко. И опять разведчик пожалел, что нет с ним шлема от скафандра – как бы сразу все упростилось!.. Ну, положим, не совсем все, но, по крайней мере, то, что можно было познать с помощью зрения.
От бесполезных сожалений его прервало новое движение в длинной шеренге «урфинов». Снова вперед вышло два-три десятка солдат, которые тут же слаженно зашагали к одной из «коробок» и улеглись на настиле, уйдя головами в стену. Затем как прорвало: «урфины» выходили из строя, шагали группами к различным «коробкам» и ложились, превращаясь в неподвижных безголовых кукол. Строй оставшихся каплеголовых зомби после каждой «потери» сжимался, становясь все короче и короче.
Косморазведчик ждал, что в конечном итоге по настилам возле «коробок» разойдутся все, но когда в строю осталось порядка сотни «урфинов», их движение прекратилось. А потом они разом, как хорошо обученные солдаты, повернулись направо и в ногу зашагали к черной «трубе». Егор думал, что возле нее они тоже лягут, хотя там и не было видно настила, разве что он тоже имел черный цвет и сливался с поверхностью, но марширующий строй не прекратил движения, а направился к закрывающей торец «трубы» зеркальной нашлепке и стал исчезать в ней, словно ныряя в озерную гладь, непонятным образом вставшую торчмя.
– Это же выход! – закричал, подскочив, Юлий Алексеевич и бросился вперед: – Скорее за ними! Мы должны убедиться!..
– Ёхи-блохи! Назад!!! – завопил Егор, порываясь вскочить и бежать за профессором. Но его пресловутое шестое чувство буквально завопило: «Не делай этого! Погибнете оба, и никто
