И поэтому, несмотря на то, что холод неумолимо одевал меня ледяной корой, я, извиваясь всем телом, словно червяк, уже почти ничего не видя, пополз сквозь снежную целину к главной платформе, сантиметр за сантиметром, сантиметр за сантиметром. Длилось это вечность, а потом белый, холодный мир вокруг меня дрогнул. Это неподалеку опустилось нечто массивное, вроде бы нога главной платформы. И огромная рука выцепила меня из ледяного плена. Она сжала меня крепко и надежно. Так обычно детишки зачерпывают снег, чтобы слепить снежок.
6Я протянул руки к костру и окунул их в идущее от него тепло. Самым удивительным сейчас было то, что я так ничего и не отморозил. А должен был, хотя бы пальцы на руках или ногах. Нет же, не удосужился. Вот только слегка саднило в горле да незначительно поднялась температура, но даже и это ничем серьезным не грозило. Проглоченное мной лекарство скоро подействует.
Получается, чудеса в этом мире таки случаются. Как противовес неприятным сюрпризам. И дуракам по-прежнему везет.
– Это все не считается, – сообщил Упрямый. – Ты у нас еще попляшешь. Завтра.
– Да неужели? – с иронией спросил я.
Кажется, у меня теперь на нее появилось право. Большой, совместно пережитый страх сближает. Хотя бы на время.
– Точно. Учти, лет через тридцать-сорок ты пройдешь нашим путем.
Я в очередной раз попытался представить, каково это: будучи еще фактически ребенком, осознавать, что тебе на самом деле прорва лет, что у тебя, оказывается, кроме всего прочего, есть еще и багаж знаний, воспоминаний, который потихоньку-полегоньку делает тебя умнее, возвращая навыки, в этом возрасте недостижимые.
Если бы юность умела, если бы старость могла. Вот он, вариант, при котором юность не только может, но уже и умеет. Правда, есть еще одна деталь. К плюсам всегда прилагаются и минусы. Как быть с памятью об ошибках, потерях, неудачах, куда денется собранное за предыдущую жизнь негативное к ней отношение? Насколько оно действует на «моих» дедушек уже сейчас?
Я оглянулся на стадо. Платформы стояли шагах в ста от нас, прижавшись боками, сбившись, словно овцы в овчарне, застывшие, темные, с выключенными климатическими куполами. И будут стоять так, пока их операционные системы не перезагрузятся. Часов еще двенадцать, а то и больше. По идее, ими можно было управлять прямо сейчас, но только в ручном режиме.
– То есть ты в этом уверен? – спросил я, больше желая поддразнить собеседника, чем услышать ответ.
– А ты откажешься от еще одной жизни? – искренне удивился он.
Я покрутил головой.
Да, тут точно спорить не о чем. Хотя…
Я уже открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, но Упрямый меня опередил.
– Нет, – сказал он. – Ничего о процессе перерождения я не запомнил, даже на уровне ощущений. Это исчезло навсегда. Подозреваю, там было много неприятного.
– Ясно. А шалить обязательно?
– Ничего ты не понимаешь. Пока все прошлые знания у нас не проявились, пока мы еще не стали взрослыми… Зачем упускать такую возможность?
– Но что-то к вам уже вернулось, – сказал я. – Вот, к примеру, вспомнил же ты в самый нужный момент, как перезагрузить главную платформу? А потом еще на ручном режиме умудрился подойти и выудить меня из снега, таскал от питомца к питомцу, чтобы я и их перезагрузил. Значит, иногда вы уже сейчас способны действовать как взрослые. Верно?
– Иногда и лягушки с неба падают. – Упрямый шкодливо улыбнулся. – И прекрати мне зубы заговаривать. Учти, война не закончена, и мы тебя еще не проучили. Просто была временная пауза. Перемирие.
Он во весь рот зевнул.
– Ладно, – сказал я. – Давай-ка, Аника-воин, ложись спать.
– Наверное, так и надо.
Он еще раз зевнул, потом встал и побрел туда, где мы, подальше от огня, поставили четыре одноместных термоубежища из тех, в которых можно запросто спать хоть на Северном полюсе. Именно этим его приятели уже с час и занимались.
Я посмотрел, как он укладывается, потом протолкнул в огонь вершинку сосны. Рубить дрова было нечем, и нам пришлось главной платформой просто разломать парочку подходящих для этого деревьев. А разожгли мы костер с помощью керосина, предусмотрительно хранившегося на ней же, в кладовке, устроенной как раз на такой аварийный случай. В ней много чего было припасено, чтобы сделать ночевку в лесу вполне приемлемой.
В огне зашипела смола, к небу взлетели искры.
Я не удержался и огляделся. Так и чудилось, что вот-вот с ближайшей сопки сбежит очередная дикая платформа. И это при том, что спасатели, прежде чем забрать напавшую на нас, клятвенно меня заверили, что вот эта уже точно последняя. Все проверено и перепроверено.
К дьяволу, сказал себе я. Пройдет и это. Совершенно точно. И вообще сейчас следует подумать о чем-то другом.
О чем? Ну, допустим, о том, что мир в очередной раз меняется. Кажется, мы, не совсем представляя последствия, умудрились создать новую расу людей. Они не способны поджигать взглядом самолеты, но могут накапливать опыт и знания, раз за разом складывать в память, как в копилку. Энергия молодости позволит пустить их в дело, приумножить, применять гораздо эффективнее.
Причем одним из них могу оказаться и я. Стоит лишь пожелать.
Я сел вольготнее, почесал затылок, взглянул на спящих дедушек. Упрямый уже спал без задних ног.
Я вздохнул.
Впрочем, это в будущем, а вот завтрашний день, если разобраться, ничего приятного мне не сулит. Платформы мы спасли, но как восстановится их мышление? Перезагрузка – вещь рискованная. И дедушки… Ох, не завтра они станут взрослыми и уравновешенными. А если с утра начнется война, значит, барьер между нами я так и не поломал.
Правда, теперь мне известно, что в случае опасности они способны перестать дурачиться и оказать помощь. Один из них по крайней мере. Наверное, это неплохо, но в целом прошедший день можно назвать очень неудачным, а будущий будет еще хуже.
Коммуникатор подал сигнал.
– Привет, Морууса, – сказал я, взглянув на экран, и лишь потом спохватился, что не успел ввернуть что-нибудь возвышенное, красивое.
Такой сегодня день. Оплошал и тут.
– Здравствуй, Бааса, – сказала она и улыбнулась.
02.07.17–09.07.17Александр Громов
Ценное оборудование
Ну что за день выдался! Второй час без работы.
Кто-нибудь другой тупо радовался бы: отдых, мол. Техника в порядке, мусор убран, а за трещину в асфальте я не ответчик. Солнышко светит, птички поют, кузнечики в траве стрекочут. А вон бабочка пролетела – махаон, не крапивница какая-нибудь. Если и мечтать о чем-то посреди этакой благодати, так только о холодном пиве с рыбкой.
Любой другой и мечтал бы. Но я не другой.
Работу мне дайте, работу!
– Кар-р!
Ворон Птах уселся на голове Даждьбога и чистит перья. Начальство все-таки разрешило мне поставить рядом с заправкой подобие языческого капища – колорит,
