В тот день Туми сидела в студии. Фафа накреативил, что надо записать диск с «коллаборациями» – старый русский рок и новые рэперы. Туми со звукорежиссёром Костей писали голос на трек Инны Желанной «Блюз До-минор». Не получалось ничего. Туми в сотый раз слушала оригинал – ровный и отстранённый вокал Инны, смотрела в ноты, понимала, что нет там ничего, что она не сумела бы спеть, даже смогла бы и чище. Но Костя каждый раз доброжелательно и с адским терпением отматывал фонограмму назад и просил повторить. В какой-то момент, когда Туми готова была сдаться, дверь в студию открылась и вошёл маленький, какой-то несуразный человечек с большой головой, крошечными руками, косой на один глаз. Он молча встал рядом с пультом, послушал, что-то шепнул Косте и пошёл в студию.
– Что ему надо? – спросила в микрофон Туми.
– Это Андрей Мусикян, поговори с ним, – только и успел ответить ей в наушники Костя.
Андрей уже стоял рядом.
– Смотри, милая, ты молодец, отличный голос. Но не зажимай ключицы. И не морщись, не напрягай лицо. Ты когда-нибудь видела, чтобы Элла Фитцджеральд морщилась на высоких нотах? Или Эми Уайнхауз? И попробуй вот что: не пой ты эту соль-бемоль, это ж не урок сольфеджио. Нотки знаешь? Ну умница. Пой «фа», но про себя думай, что поешь «соль», услышь его, в голове у себя услышь.
– Это как? – Туми ничего не поняла.
– И ещё. – Андрей не обратил внимания на вопрос. – Это хоть и блюз, но хитрый: рисунок триольный, Инна Желанная поёт на шесть четвертей, а барабаны играют двойками, как в обычном блюзе на четыре четверти. Смотри!
Он сел за барабаны и начал играть. На четвёртом такте Костя запустил минусовку.
– Пой! – приказал ей Андрей.
И Туми запела:
Не смотри на меня – я уже не у дел.Допьём эту ночь не всерьёз.Ты меня променял, ты меня прогляделЛегко, без слов, без слёз.Она слышала барабаны Андрея в наушниках и понимала, что вот так – вот именно так! – надо играть. Ей вдруг стало удивительно легко. Она незаметно для себя докатилась до этой самой кучерявой нотки.
Не грусти обо мне,я уже не вернусь.Я ветер в твоих облаках.«Как он говорил, поёшь «фа», слышишь «соль»? – пролетело у Туми в голове. На какой-то момент ей показалось, что она вновь маленькая девочка, сидит коленками на стуле и пальчиками тянется к клавишам бабушкиного пианино. – Где тут «соль»?»
Но когда в тишинеты услышишь мой блюз –Ты захочешь ко мне,ко мне…[5]Краем глаза она видела, как довольно кивал за пультом Костя, а Андрей, продолжая играть, выкинул вверх левую руку с барабанной палочкой и показал большой палец. И в этот момент у неё кончилось дыхание. Но вместо того чтобы из последних сил на связках дотянуть ноту, она отпустила лицо и все мышцы, голос нырнул в фальцетный срыв и – чудо – сам вывел её в нужную альтерацию тонального аккорда, совершив какую-то странную, совсем необычную фиоритуру, практически на субтоне, шёпотом.
Костя восторженно сделал локтем знак «Йес!» и откинулся на спинку кресла. Андрей, улыбаясь, сидел за барабанами, показывая ей руками: «Ну ведь можешь же!» Его здоровый глаз смотрел мимо Туми.
«Где же ты был всё это время, странный человек?» – пронеслось в голове.
– Что за хернёй вы здесь занимаетесь! Ты что, только один трек наваяла? Пачки ещё не писали? Оставь вас одних! – В студии стоял Фафа, злой как собака. – Я, между прочим, за это деньги плачу, а вы тут джем замутили! Мусикян, я, конечно, рад тебя видеть, но ты со своим джазом пишешься после нас, так что будь добр, не лезь в мою епархию.
Обычно улыбчивый и спокойный Костя резко встал, да так, что кресло отлетело назад, и объявил:
– У меня обед.
Андрей аккуратно сложил палочки и молча вышел из студии.
– Заебись ты тут устроилась! Думаешь, я тебе дам без конца гонять эту шнягу туда-сюда? Мне сегодня на твой трек еще Васю писать. А он ждать не будет! Я тоже!
Фафа продолжал что-то орать, но Туми не слушала. Она старалась сохранить в себе это чувство восторга, которое испытала несколько минут назад. А потом вползло тучей и закрыло всё второе чувство – Фафа стал ей противен.
Дверь в студию распахнулась, вошёл Мусикян, молча протянул ей огромного плюшевого медведя. Она обняла и прижала мягкую голову к щеке. В наушниках раздалось:
– Ну, вы совсем отвязались! Что за «Спокойной ночи, малыши!»? Завязывайте со своими ласками!
– Пошёл ты на хуй, Фафа! – выдохнула Туми, первый раз в жизни ругнувшись матом.
Конечно, Фафа открыл её. Он дал ей музыкантов, репертуар, концерты. Только сам он считал, что создал Туми и может единолично ею распоряжаться. Продюсером её он остался. Работа есть работа, другой не было. Но в тот день её мужем и учителем Фафа быть перестал.
Туми отошла от окна, налила полную кружку чая, глянула на часы. Было два, Инга Белова придёт в пять. Туми согласилась на разговор, потому что её мучила совесть. И не только за статью в «Шарме», где она свалила вину за слом своей карьеры на Ингу. Белова с этим фотографом из «QQ» просто оказались не в том месте и не в то время. Как жирный восклицательный знак в конце предложения.
Сломал её Фафа. Просто загнал как лошадь. Когда у неё заканчивались силы, пичкал какими-то таблетками. Эффект сначала был хороший: энергия, кураж били ключом. Но потом наступало бессилие, ни отдых, ни сон не помогали, и вернуться в норму уже можно было только при помощи таблеток. А когда от инсульта умерла бабушка, стало совсем плохо.
А потом случился этот обморок прямо во время концерта. Фафа никак не мог допустить, чтобы Туми была не в форме. Укатал её в частную клинику, где распорядился любыми способами поставить звезду на ноги за две недели. Но тут Туми дала, наконец, отпор: вызвала нотариуса прямо в палату и подала на развод.
Тогда-то и появилась эта Белова с фотографом. И всё покатилось под откос. Конечно, Туми винила в этом Ингу. И только неделю назад бывшая помощница Фалалаева рассказала ей всю правду. Организовал то ужасное интервью для «QQ» именно Фафа. Фотографии и рабочие материалы слили в Интернет тоже по его наводке. То ли из мести за развод, то ли из коммерческих соображений – рассчитывал подхлестнуть интерес, а может, и то и другое вместе.
