Проводив взглядом медленно растворяющуюся в темноте Одри, Уолсингем обращается к Визитеру-из-Прошлого так, будто они продолжают давно начатый и оборванный на полуслове диалог:
— А там точно всё настолько уже плохо, что Служба готова идти ва-банк?
Они — высокие профессионалы: понимают друг дружку с одного касания и без детальных вводных.
— Да, безусловно. А что вас смущает?
— Ну вот смотри. Кит — высококлассный шпион, но по первому и главному своему призванию он всё же — поэт. Все его читатели-зрители — здесь, в Англии, а кому он нужен там, по ту сторону Канала? Мефистофелю, разве что? А Континент, между тем, ему и без того не по вкусу — это видно невооруженным глазом из его текстов, и работать там ему не нравится... Нет-нет, я вовсе не хочу сказать, что скандал этот раздули специально затем, чтоб насильно выпихнуть строптивца Кита из страны нелегалом — это паранойя. Но вот воспользоваться случаем, чтоб поставить его перед выбором: резидентура Поули или подвал Бэкона — отчего бы и нет?
— Право же, сэр, — устало вздыхает Поули, — у нас в Службах сидят люди циничные, но не до такой степени! Но с проблемой вы угадали: Кит и вправду терпеть не может Континент, во всех его проявлениях — это прёт на семь метров против ветра из любой его пьесы, какая-то уже просто классовая ненависть... А ведь это смертельно опасно для оперативника — не любить страну, в которой работаешь...
— Да черт бы вас всех побрал, на обоих ваших концах Стрэнда! — внезапно рявкает отставной шеф разведслужбы, стукнув донцем стакана о стол так, что толика благородного напитка выплескивается на полированную поверхность. — Вот заладили: "оперативник", "оперативник"... А он — поэт, гениальный поэт, можете вы это понять тупой своей шпионской башкой?! Первый поэт Англии, сила и слава её — других таких тут нету, и не предвидится еще лет триста!
Поули в несказанном изумлении озирает бывшего шефа, и под его взглядом тот берет себя в руки:
— Прости, Роб. Считайте, что я — в деле. У вас есть план?
— Да, сэр. Но мне не хотелось бы втягивать вас в эту историю лично, — Поули бросает выразительный взгляд туда, куда удалилась Одри. — Право же, достаточно вашего человека, того, о котором я писал.
— Ладно, ближе к делу разберемся... Джонс! — обращается он к появившемуся на звук колокольчика дворецкому. — Мистер Фрайзер уже отдохнул с дороги?
— Так точно, сэр. Он ожидает в библиотеке. Пригласить?..
— ...Мистер Фрайзер, — встает навстречу вошедшему Поули. — Мне рекомендовал к вам обратиться мой добрый знакомый, Ник Скерес...
Сцена 8
Небольшая светлая комната, за окном которой видны яблони в цвету. На столе — раскрытая амбарная книга и счёты с потемневшими от времени деревянными костяшками; за столом — очаровательная старая леди в чепце и переднике. Она, водрузив на нос очки в железной оправе, принялась уже было вскрывать письмо, церемонно врученное ей перед тем Поули — "Ну-с, что там опять понадобилось любимому кузену от своей любимой кузины?" — но прервала это свое занятие:
— Вы, наверное, хотите чаю? Или кофе?
— Спасибо, мадам! — благодарно кивает Поули. — Не откажусь.
— Так чай или кофе? — строго уточняет старушка, улыбаясь одними уголками губ.
— Ну, если вы так ставите вопрос, мэм, то — кофе.
— Я сейчас вернусь...
Поули рассеянно оглядывает опустевшую комнату; взгляд его на миг задерживается на ноже, которым старая леди вскрывала конверт: это ничуть не декоративная и видавшая виды испанская наваха.
Бегущая строка: "Пансион Элеоноры Булл, Дептфорд, графство Кент; 29 мая 1593 года"
...Миссис Булл откладывает прочитанное письмо как раз когда Поули с благодарностью отставляет допитую чашечку. И вдруг спрашивает:
— Ну как там наши?
— Где — там? — на секунду теряется резидент.
— Там, где к женщинам обращаются "мадам", а кофе предпочитают чаю.
— Держимся, — лаконично рапортует Поули после краткой паузы; а что тут еще ответишь?
— Знаете, я всегда за них молюсь, когда они уходят отсюда на Континент. Это для вас там они — "славные парни", а для меня — мальчики... И всякий раз ловлю себя на мысли: как хорошо, что они должны возвращаться на Остров иным путем, чем уходили...
— Таков порядок, мэм — отвечает он, просто чтоб что-то ответить.
— Да, я знаю. А мне это позволяет верить, что они все-таки возвращаются — просто я этого не вижу... И почему-то все они представляются как "Джон Смит" — будто нарукавный шеврон какой-то! Но ведь Господь должен сообразить — какого Джона Смита я имела в виду, верно?
Резидент встает и отдает старой леди честь — без тени иронии:
— Порою кажется, что только такими молитвами мы там и держимся, мэм!
— Ладно... — вздыхает она, вновь бросив взгляд на письмо. — Так чем я могу вам помочь?
— Нам нужен апартамент на завтра — тот, что зарезервировал на свое имя мистер Фрайзер.
— Да, такой заказ есть, — кивает леди, бросив взгляд на гроссбух. — Пансион переполнен... но мы решим эту проблему.
— Нас будет четверо, и в том числе — человек, о котором вы, возможно, слыхали: некий Кристофер Марло...
— Господи помилуй! — (шок) — Тот самый содомит, богохульник и чернокнижник?!
— Тот самый, мэм — но у нас к нему более серьезные претензии. Некоторое время назад он работал на нас — а потом там произошел провал... погибли люди.
— Так он еще и предатель?!
— Может быть. Но может быть — и жертва случайного совпадения. Или даже — жертва подставы: в папистской контрразведке работают неглупые ребята... Вот в этом мы и должны разобраться... в тесном семейном кругу, вдали от глаз официальных властей.
— Но вы, надеюсь, не собираетесь убивать его прямо здесь? На глазах у кучи постояльцев?
— Мы рассчитываем, что всё пройдет тихо-благопристойно, но стопроцентной гарантии — я буду с вами откровенен, мэм — мы дать не можем. Клиент может вдруг взбрыкнуть самым непредсказуемым образом... Вы опасаетесь за репутацию заведения, да?
— Мы воюем, сэр! — чопорно выпрямляется старая леди. — И всем нам приходится идти на жертвы.
Сцена 9
Паб, который вообще уже — дно, точнее — днище; а еще точнее — место, куда "вход — шиллинг, а выход — два".
За столиком — авторитетный пацан Николас Скерес, известный в этой части Ист-Энда как "Долговязый Ник", и молодой, но подающий большие надежды наемный убийца Дик Белью по кличке "Ржавый".
— Ты ведь хочешь
