Да и все равно Коула куда больше интересовали солдаты. Все они были рослые, с грубыми лицами и в доспехах, которые сидели на них так ловко, точно приросли к коже. Коулу не понравилось, как они посматривали в дорожную даль и беспокойно поглаживали оружие. Взбудоражил их вовсе не страх – предвкушение. Коул почти явственно ощущал, как от этих людей веяло кровожадным нетерпением.
Один спросил:
– Долго еще ждать остальных?
– Скоро будут, – ответил другой. – Только бы он этих задержал тут подольше.
Вот и все, что нужно было услышать Коулу. Он бегом вернулся к Рису, торопливо пересказал разговор солдат, а затем Рис поехал вперед и шепотом сообщил эти сведения Евангелине. Едва она вежливо попрощалась с Пурпурным Плащом, обстановка резко переменилась. Улыбка его стала вымученной. Коул не расслышал ни единого слова, но прекрасно понял, что происходит, когда Пурпурный Плащ подал знак солдатам и те с оружием в руках поскакали во весь опор прямо на путников.
И резко остановились, потому что путь им преградила мерцающая завеса магии. Сотворил ее Рис; Коул видел, что он поднял посох и навершие засияло, как солнце. Расслышал он и громкие, четкие слова Риса:
– Барон, мы именно те, кем кажемся. Советую забрать солдат и убираться восвояси, если не хотите превратиться в жаб; впрочем, дело ваше.
Пурпурный Плащ побелел как мел и поспешно ретировался. Вслед за ним, ругаясь во все горло, ускакали солдаты. Евангелина тотчас увела отряд с дороги, пояснив, что солдаты скоро вернутся с подкреплением. Коул ощутил смутное разочарование. Неужели Рис и вправду мог превратить их в жаб? Вот бы посмотреть!
Путники стремительно пересекли травянистую долину, перескочили через крестьянскую изгородь, затем миновали небольшой лесок. Наконец они остановились. Кони были взмылены и к тому же проголодались. Евангелина, похоже, считала, что им удалось оторваться от по-гони. Когда Коул спросил, зачем было Пурпурному Плащу нападать на них, старуха ответила:
– Ради выкупа. Он решил, что мы путешествуем под видом храмовника и магов, чтобы никто в пути не осмелился с нами связываться.
– Он хотел денег? – недоуменно спросил Коул.
– Да, если бы сумел вытянуть их из нашей родни. А иначе кое-кто из нас угодил бы на невольничий рынок.
– Империя в тартарары, – покачал головой Рис.
Евангелина согласно кивнула:
– Повсюду кишат бандиты, а если положение не изменится к лучшему, по округе будут рыскать толпы голодающих селян. Если знать уже собирает ополчение, скоро появятся и вербовщики. Боюсь, вернувшись, мы застанем в Вал Руайо хаос.
Остальные выслушали эти слова с таким видом, точно проглотили какую-то дрянь. Старый эльф до того засуетился и разволновался, что старухе пришлось ласково по-говорить с ним, чтобы успокоить.
Коул не знал, что и думать. «Вербовщики? Вербой они торгуют, что ли?» Надо бы у кого-нибудь спросить… но он сегодня, наверное, и так уже всем надоел глупыми вопросами. И потому Коул промолчал, а когда Евангелина вновь забралась в седло, вцепился в нее со всей силы, и отряд сорвался с места, торопясь наверстать потерянное время.
Это случилось два дня назад, а сегодня они устроились на ночлег в старом сенном сарае, постепенно приходившем в негодность вместе с полем, которое густо заросло лавандой. Всюду, куда ни глянь, лиловели цветы, и вечерний ветерок легонько покачивал их, разнося приятный, хотя и отчасти приторный запах. Скота на лугу видно не было, и Евангелина сказала, что ветхий крестьянский дом, стоявший вдалеке, скорее всего, заброшен, но так ли это – проверять ей не хочется.
Коула это устраивало. От дома веяло унынием. Коул разглядывал его, стоя на краю поля, и пытался представить, что за люди там когда-то жили. Два окна, черневшие над дверью, таращились на него, словно полные злобы глаза неведомой твари. «В этом доме тайны, – как бы говорили они. – Тайны, скрытые в его стенах и половицах, и они пребудут здесь, пока вместе с домом не превратятся в прах».
Коул зябко поежился и поспешил отвернуться. Стоять лагерем на поле, среди цветов, было гораздо приятней. К тому же небо чистое – ни облачка. День выдался теплый, и вечер был ему под стать. Если что и радовало Коула в жизни под открытым небом, так это подобные вечера.
Вполне вероятно, что скоро у него и этого не будет.
Старуха – Винн, как она постоянно поправляла Коула, – сидела в конюшне, зашивая прореху в мантии. И терпеливо слушала, как рыжая изводит ее речами на свою излюбленную тему: о свободе. Коулу не вполне было ясно, что она имеет в виду. Впрочем, он подозревал, что рыжая и сама этого толком не знает. В любом случае она была исполнена решимости добиться этой самой свободы любой ценой.
Этот спор продолжался, казалось, целую вечность, но в конце концов рыжая вскочила и отправилась чистить лошадей. Они ей нравились. С ними она разговаривала ласково и называла всякими нежными словечками. Среди лошадей маленькая магичка хорошела – гнев и суровость бесследно исчезали с ее лица. Коул посоветовал бы ей почаще возиться с лошадьми, если бы не опасался в ответ получить резкую отповедь.
Евангелина ушла несколько часов назад. Сказала, что неподалеку отсюда есть небольшая деревенька и хорошо бы купить там съестного. Что до Риса и Фарамонда, эти двое удобно устроились среди цветов и завели оживленный разговор. О чем они говорили, Коул понятия не имел. Он уже заметил: стоит подойти к кому-то поближе, и всякие разговоры умолкают. Раньше Коулу в голову не могло прийти, что люди не любят, когда их подслушивают.
Даже в обществе тех, кто мог его видеть, Коул чувствовал себя на отшибе. Может, так и должно быть. Может, это тоже часть его проклятия.
Рис говорил, что, возможно, с проклятием удастся покончить, что люди, которые видели Коула в мире снов, не забывают его наяву и в этом ключ к разгадке. Коул не стал говорить, что уже приметил кое-какие изменения. Он видел, как Евангелина поутру смотрела на него с озадаченным видом, будто пыталась понять, кто он такой. Рыжая вечно ругалась, что Коул подкрадывается к ней исподтишка, а он между тем все время стоял рядом.
Все они уже начали понемногу забывать его и даже сами того не сознавали. Зато Коул это очень даже хорошо понимал. Словно почва у него под ногами постепенно превращалась в зыбучий песок, а все прочие шли себе дальше, не замечая, что он погружается в бездну. Он опять истаивал… и от этого чересчур знакомого ощущения становилось страшно.
– Коул? Что случилось?
Звала Евангелина. Она быстрым шагом направлялась к Коулу, неся на
