Эти два эпизода продержались в воображении достаточно долгое время, и Милославская могла не только видеть, но и, наблюдая, размышлять, строить предположения, делать выводы. Зато в следующие минуты видение стало похожим на кинопленку, прокручиваемую в ускоренном режиме. Перед взором гадалки мелькнули еще несколько трупов, убитых тем же методом: двумя выстрелами – в сердце и контрольным, в голову. Последний из убитых находился вне помещения, на улице. Он лежал вниз головой, с вытянутой вперед рукой, в которой был пистолет. По-видимому, мужчина собирался им воспользоваться, но не успел. Этот человек либо находился в момент произошедшего на улице, либо пытался бежать, когда по другим стреляли. Но убийцами все, вероятно, было продумано до мельчайших деталей, поэтому они никому не дали уйти. Во всяком случае, Милославская так считала. Она просто интуитивно предчувствовала это.
Вокруг здания, серого, заброшенного, густым непроходимым лесом стояла высокая лебеда. Она росла себе свободно с того самого дня, как весной ее ростки пробились сквозь землю навстречу солнечным лучам. Только к гаражу была протоптана тропинка, поскольку здесь, наверное, довольно часто бывали посетители. Они приминали ногами сначала маленькие, а потом и подросшие с течением времени стебельки травы, но не вырывали ее, не выпалывали. Это было видно даже не сведущему в садово-огородных делах человеку.
Кому-то эти детали могли показаться ерундой. Кому-то, но не Милославской. Она запоминала каждую мелочь, поскольку в видениях ничего случайного не было. Так высокая лебеда, например, говорила о том, что данная местность заброшенная, но ее часто посещают с неизвестной целью какие-то люди.
Вся таинственная территория была обнесена высоким бетонным забором. Вряд ли она являлась частным владением. Скорее всего, наоборот, относилась к заброшенной государством базе, промышленной, туристической или еще какой-нибудь.
Вдруг видение стало угасать, тепло в ладони с каждой секундой ощущалось все меньше и меньше. И неожиданно в эти последние моменты где-то в непроглядной тьме сознания замерцали вновь те черные жирные цифры, которые из одного из предыдущих видений Яне уже были знакомы. Цифры, которые гадалкой при посредстве Веры Щербаковой были определены как номер пропавшего пистолета. Они появлялись одна за другой, задерживаясь буквально на несколько секунд, и уходя в никуда, покрытое мраком тайны.
Экстрасенс была просто обескуражена увиденным. Между тем тьма, застилавшая глаза, рассеивалась, озволяя женщине вернуться к реальности. Милославская поняла, что «Взгляд в будущее» на этом закончен. Впрочем, карта итак достаточно хорошо поработала. Хотя ответы на вопросы и не были найдены, прояснилось по крайней мере, с чем придется столкнуться в недалеком будущем. До этого Яна никакого кровопролития не предвидела и, честно говоря, неизбежно грядущие события ее огорчили. Трудно было представить себе, как судьба оружия несчастного рядового участкового инспектора может быть связана со столь громким преступлением. А она, безусловно, связана с ним была, поскольку в противном случае эти цифры не замелькали бы в финале видения. Да и вопросы гадалки, обращенные к карте, были сосредоточены вокруг именно исчезновения пистолета. Во всем этом обязательно нужно было разобраться, и как можно скорее.
Самое страшное, что приходило в голову – убийство было совершено из потерянного пистолета. В таком случае участь не только Андрея Щербакова, но и всей его семьи, мягко говоря, оставляла бы желать лучшего. Милославская всегда старалась придерживаться оптимистических взглядов и веры в удачный исход начатых ею дел, но, тем не менее, она понимала, сколь губительным может оказаться бездействие.
Именно поэтому первое, что Яна планировала сделать, окончательно придя в себя, – позвонить Руденко и рассказать ему об «увиденном», ну и, конечно, о недавно с ней произошедшем. Милославская лежала на кровати с закрытыми глазами. Она не торопилась вставать, поскольку знала, как лучше восстановить утраченные силы. Сегодня после гадания на душе у гадалки было как нельзя хуже. Картины кровавой расправы оставили после себя отвратительный, черный след.
Экстрасенс вообще всегда тяжело переживала подобные видения, так как по силе воздействия на эмоции они были равноценны реальному присутствию на месте событий. Только здесь отвратительное чувство усиливалось еще и практически полным истощением запасов энергии в организме. Поэтому ощущалась двойная тяжесть – физическая и душевная.
Через некоторое время Милославская приоткрыла глаза. Она еще долго лежала так, не двигаясь, только размышляя об увиденном, произошедшем, и строя планы дальнейший действий. Джемма, заметив, что ее хозяйка ничем серьезным не занята, подошла поближе и стала вопрошающе смотреть на нее, как бы пытаясь угадать, чем может угодить настрадавшейся за день Яне. По-видимому, собака была не голода, поскольку в таких случаях взгляд ее обычно бывал другим – умоляющим, а порой и настойчивым. С благодарностью приняв взор, исполненный сочувствия, Милославская погладила Джемму и одобрительно похлопала ее по спине.
– Умница, ты у меня сегодня, как и всегда, – умница! – с какой-то материнской интонацией протянула она.
Овчарка, обрадованная признанием ее очевидных заслуг, энергично завиляла хвостом и залезла передними лапами на кровать, мордой уткнувшись в грудь Яны.
– Ну-ну, это что за безобразие! – полушутя-полусерьезно воскликнула гадалка. – А ну-ка, не расслабляться! Не стоит излишне расслабляться и мне, – добавила она, подумав, и поднялась, чтобы сесть.
Голова немного кружилась, но в целом свое состояние Милославская оценивала, как вполне пригодное для жизни. Она помассировала указательными пальцами виски и протянула руку к телефону. Яна на минуту задумалась, с чего же начать разговор. Эмоции переполняли ее, и, казалось, начав разговор, она не сможет остановиться. Еще бы! Чего только стоит описать все свои чувства, вызыванные дерзким нападением! Потом надо поделиться своими соображениями на этот счет, поспорить с мнением Руденко (сразу прийти к согласию удавалось исключительно редко)! Ну и, естественно, поведать Семену Семенычу о предостерегающем видении. Убедить его в необходимости действовать, основываясь на этой, не слишком правдоподобной, истории, являлось самым трудным. К тому же нельзя было забывать, что разговор – телефонный, и растягивать беседу на длительное время.
Понадеявшись на собственный дар красноречия и умение убеждать, Милославская все же набрала номер домашнего телефона приятеля.
– Алло, – послышался как всегда радушный голос Маргариты Ивановны.
– Маргарита Ивановна, это Яна Борисовна вас опять беспокоит, – виновато протянула гадалка.
– Яночка? – удивилась женщина. – Что-то случилось?
– Нет-нет, – поспешила успокоить Милославская встрепенувшуюся супругу своего друга, потому что та всегда была излишне восприимчивой, чувствительной и эмоциональной. После какого-нибудь волнующего известия, даже того, которое ее абсолютно не касалось, она несколько дней лежала с повышенным давлением. – Пригласите Сему. Я ему кое-что сообщить забыла.
Гадалка кашлянула, потому что она лгала только в исключительных случаях, так сказать, во спасение, и замаскировывать это ей не удавалось. Так же произошло и сейчас.
– Что-то неладное я подозреваю… – хитро протянула Маргарита Ивановна. – Вы забелели Яна? Вы в опасности? Признавайтесь!
– Нет-нет, что вы! – Яна засмеялась, но это у нее вышло как-то неестественно.
– А голос у вас дрожи-ит! – стояла на своем женщина. – Ладно, даю вам вашего Сему! – наконец, уступила она.
Потом послышались протяжные возгласы Маргариты Ивановны, разносящиеся по квартире, и – вслед за ними – отборный мат, обильно льющийся из уст Руденко. Как оказалось, он успел задремать, и настойчивый зов жены заставил его оторваться от самой, наверное, приятной процедуры на свете.
– Яна! Яна! – бурчал он, подходя к телефону. – Сумасшедшая эта Яна, что я еще могу сказать! Поди-ка опять что-нибудь привиделось. Надоели мне эти ее фантазии, черт бы их побрал!
Затем послышался громкий, оглушительный зевок, от которого, казалось, могла разорваться телефонная трубка, и Три Семерки сердито рявкнул:
– Слушаю!
– Сема, готовься, разговор будет долгим и трудным, – настойчиво проговорила Милославская.
– Я-ана Борисовна! Имей совесть! Ночь на дворе, а у нее какие-то разговоры! Все тебе неймется! Сожгу
