я как-нибудь эти твои картонки дурацкие к той-то матери!
Семен Семеныч изобразил притворные безутешные рыдания человека, попавшего в безвыходное положение, но трубку все-таки не бросал, подсознательно, наверное, чувствуя, что подруга звонит по серьезному поводу. Понимая, что иным способом успокоить гнев Семена Семеныча просто невозможно, Милославская решила сразу выложить ему самое главное.
– На меня совершено нападение, товарищ Руденко!
– Ка-акое еще нападе-ение?… – позевывая, протянул Три Семерки с интонацией, которая подсказывала, что он ни единому слову подруги не верит.
– Обыкновенное! Рослый мужчина, лица которого я не видела, накинулся на меня с железным ломом, и, наверное, ему удалось бы им воспользоваться, если бы не полотенце.
– Какой лом?! Какое полотенце?! – неистово заорал старлей. – Твои видения и раньше были похожи на фантазии сумасшедшего, а сейчас это и вовсе сущий бред!
– Сема-а! Успокойся! – Яна еле-еле перекричала Руденко. – Я говорю о реальных событиях! Стоило мне только войти во двор, как все и произошло!
– Боже мой! Ты меня когда-нибудь с ума сведешь! – Семен Семеныч на минуту задумался, а потом пробурчал: – Ни черта не понимаю!
По-видимому, рядом стояла Маргарита Ивановна, которая докучала и без того озлобленному и озадаченному старлею вопросами, потому что он вдруг возопил:
– Иди-и-и спа-ать!
Милославская уже пожалела о своем звонке приятелю, поскольку не знала, как теперь его успокоить и все-таки ввести в курс дела. Ей тоже пришлось перейти со спокойного тона на крик, и только тогда Руденко начал всерьез прислушиваться к ее словам, ведь Яна Борисовна исключительно редко повышала голос, тем более на столь закадычного друга.
– А теперь слушай меня! – четко выговорила она, когда Руденко, ошарашенный таким нетрадиционным поведением подруги, замолчал.
Милославская стала рассказывать все по порядку, с того момента, как она покинула машину приятеля, до того, как Джемма перепрыгнула забор, и преступник бежал. Семен Семеныч сначала слушал, боясь, что Яна рассердится еще более, потом он понял всю серьезность и подлинность произошедшего и сосредоточенно внимал словам Милославкой, стараясь не упустить ничего важного.
– Ничего себе мультик! – ахнул он, когда гадалка закончила. – Женщину спасает полотенце… Хоть кино снимай!
– Да не полотенце меня спасло, а Джемма! – обиженно возразила Яна.
– Джемма! Джемма! – передразнил Руденко. – Если б он не запутался в этой тряпке, ей пришлось бы выть над твоей проломленной головой!
– И все-та…
– Нет-нет, – перебил подругу Семен Семеныч, – я не собираюсь умалять ее роли в этом эпизоде, но все-таки в данном случае молиться тебе надо именно на полотенце.
Три Семерки задумался и, перебирая пальцами, стучал по столу.
– Так… – наконец, многозначительно произнес он. – Я сейчас приеду.
– Что ты! – искренне возразила гадалка. – Не надо!
– Как не надо?! Ты не понимаешь, в какой ты опасности?
– Не думаю, что он вернется, – Яна вздохнула, – ведь Джемма подняла такой переполох! Если планировалась и вторая попытка убийства, то вряд ли опять во дворе моего дома. К тому же, мой верный пес начеку, да и всевидящее око соседки тоже!
– Но я настаиваю! – сделав особое ударение на последнем слове, протянул Семен Семеныч.
– Но я тоже! – с той же интонацией произнесла Яна. – В этом вопросе точка поставлена.
– Ну давай хоть сотрудника дежурить приставим. Неофициально.
– Я же сказала: точка в этом вопросе поставлена.
– А, ну тебя, вас женщин не переубедишь! – сдался Три Семерки.
– Вот-вот, – обрадовалась гадалка, – тем более у нас есть повод для более целесообразных действий.
– О боже! – возопил Руденко. – Какой еще повод?! Какие еще действия?!
Милославская выпалила на одном дыхании все, что явило ей видение, не давая приятелю вставить ни слова. Тот, видимо, был обескуражен столь шокирующей информацией, поскольку, когда Яна закончила, не стал, как обычно, с ходу убеждать ее в необоснованности сказанного. Воспользовавшись временным замешательством Семена Семеныча, гадалка выпалила:
– Сема, учти: здесь пахнет жареным! Очень жареным, Сема, очень крупным! Быть может… быть может, это твой шанс, товарищ старший лейтенант. Подумай – если оружие, кража которого, как оказывается, связана с дерзкими убийствами, найдешь ты, госпожа Служебная Лестница позволит тебе подняться на новую ступень.
– М-да… – многозначительно протянул Руденко.
– Сема, у вас сын подрастает… – Милославская знала, что к этой реплике Руденко не останется равнодушным.
– Что ты хочешь, я не могу понять?!
– Действовать надо, Семен Семеныч, де-ействовать! – Яна размахивала руками, как будто Руденко, на самом деле находился рядом.
– Де-ействовать! – передразнил три Семерки. – Нашла время! Да я в семейных трусах стою! Ночь на дворе!
– В этом обмундировании я тебя никуда и не посылаю, – Яна по-доброму засмеялась, – ночь тебе дается на размышления. Обдумай, что делать и с чего начать. Местность я тебе описала во всех подробностях. Может у вас в милиции какая-то информация имеется о притонах такого типа. Я ваших каналов, в общем не знаю, но они есть, это точно, и ты хорошо осведомлен, как ими надо пользоваться.
– А спать когда? – как-то по-детски глупо протянул Руденко.
– Вот как план действий обдумаешь, так ложись на бочок и спи спокойно, Сема, – тоном заботливой матери произнесла Милославская, – и чем быстрей ты сообразишь, тем больше времени останется на приятные сновидения! Вот так, – гадалка вздохнула.
– Какие уж тут приятные! – воскликнул Три Семерки. – После твоих-то рассказов!
– Значит такова твоя печальная доля, Сема.
– Ой, мама! Ой, не могу! – притворно зарыдал Семен Семеныч.
– Мужайся, товарищ старший лейтенант. Завтра созвонимся, – после этих слов Яна повесила трубку, боясь, что Руденко найдет повод для возражений.
Всю ночь Семен Семеныч проворочался с боку на бок. Сначала он вспомнил поговорку: «Утро вечера мудренее» и решил отложить все раздумья на утро. В его сознании даже всплыл образ Скарлетт, любимой героини Маргариты Ивановны. Он представил, как Скарлетт весело произносит: «Я подумаю об этом завтра!», – и с головой накрылся одеялом. Но мысли, как кусачие осенние мухи, назойливо лезли в голову. Несколько раз Руденко отмахивался от них, чертыхался, начинал в уме считать овец в визуальном стаде. Он следовал совету неизвестного мудреца, полагающего, что это может помочь заснуть. Кому как, а старшему лейтенанту это средство никак не помогало. Убедившись в тщетности своих попыток, Три Семерки начал проклинать Яну, выведшую его из равновесия. Несколько раз наградив нелитературными словами таинственный дар Милославской, он присел на кровати и задумался.
Маргарита Ивановна уже похрапывала, на выдохе как-то странно посвистывая. Разозленный Три Семерки неласково толкнул ее локтем в бок, подумав про себя: «Какие же все бабы вредные существа!», – и пошел на кухню, чтобы закурить, надеясь на облегчение своих душевных мук. Семен Семеныч включил чайник, сел за стол, поджав под себя обе ноги, и, глядя на полыхающее под чайником пламя, закурил.
Невольно он начал думать о том, от чего совсем недавно пытался откреститься. Мысль, возникшая первой, повлекла за собой другую, за которую сама собой зацепилась третья. Еще недавно старшему лейтенанту все казалось неимоверно сложным и практически неразрешимым. Предстоящие трудности пугали его, как сказочные великаны беспомощного лиллипута. Но теперь, совершенно неожиданно для самого Руденко, предполагаемые действия выстраивались в некую логическую цепочку. Сам собой в сознании
