Ей вспомнилось больше советов Райнигера: в большинстве случаев бури небольшие. Они прокатываются примерно за час. Ей придется переждать. Выдвинуться к байку через час (примерно).
Но шторм только ухудшился. «Примерно час» растянулся на два. Ветер кричал громче, и палатка клонилась все ниже и ниже, пока Яэль не уверилась, что только ее вес сохранял конструкцию на месте. Стены и пол исчезли. Это был всего лишь клубок пластика, коконом закутавший Яэль от песков.
Она спала, свернувшись калачиком в позе эмбриона, ловя обрывки снов. Иногда было трудно сказать, чтобы было сном, а что явью, потому что ее кошмары также состояли из воя и тьмы.
Но свет, наконец, появился. Утреннее солнце прорезалось через глубокий оранжевый туман. Ветер стих, облака истончились, и Яэль открыла брезент.
Земля изменилась, пустыня возродилась. Песок был везде, насколько видел глаз. Все было покрыто им, обнаружила Яэль, когда начала пробираться к мотоциклам. Палатка Феликса была наполовину засыпана, и «Цюндаппы» по спицы ушли в песок. Ей также придется откапывать мотоцикл – и быстро, если она хочет вернуться на дорогу, прежде чем Феликс проснется.
Только встав и начав двигаться к байкам, Яэль заметила неувязку в своем плане: дороги не было. Выбоины, камни, гравий – все это исчезло. Дюны простирались вплоть до моря. Было так тихо. Яэль вглядывалась в девственно чистый пейзаж. Ни ветра, ни двигателей. Солнце было высоко за горизонтом, но никто не ехал. Без дороги большинство гонщиков оказались в затруднительном положении.
По песку ехать было сложно, но не невозможно. У нее были компас и карта. И даже если те потерпели неудачу, она знала звезды. Яэль могла найти путь в Каир. С дорогой или без нее.
Это была ее божья милость. Ее шанс вырваться вперед.
Она прыгнула к байку Феликса и начала копать. Ладонями она раскопала первое колесо. Ей не понравилось то, сколько это отняло времени. Песок был шелковистым и продолжал свободно скользить обратно в траншею.
Она не сделает так со вторым колесом.
– Ада! Ты это видела?
Ужас наполнил нижнюю часть живота Яэль, когда она услышала голос Феликса. Она крутанулась вокруг своей оси, и теперь все выглядело так, будто она изучала свой сломанный мотор. Она могла видеть брата Адель через пробелы в сломанной передаче байка – потягивающегося перед своей палаткой.
Ох, как же она хотела, чтобы он продолжал спать.
– Ада? – позвал он снова. – Ты не спишь?
Яэль сунула руку в карман с П-38 и встала.
– Я здесь! Просто смотрю на двигатель.
Он улыбнулся. (Вид, который одновременно ее удивил и раздосадовал. Как он мог ей улыбаться, после всего, что она сказала и сделала? Как она могла сжимать свой пистолет, после все, что он сказал и сделал?)
– Ты действительно выцарапала его наверх, – сказал он, подходя. – Есть две большие трещины в блоке двигателя, и карбюратор полностью сломан. Я могу это исправить, но тогда нам нужно дождаться обслуживающего грузовика.
Обычно ощущение «Вальтера П-38» в ладони концентрировало Яэль: жизнь, смерть, власть. Но на этот раз она считала свой собственный пульс, стучащий по металлу. Тяжелый и рассеянный. Не готовый.
Феликс вытащил карманные часы, на которые смотрел в квартире Адель. При ближайшем рассмотрении Яэль смогла разглядеть, что часы знавали (значительно) лучшие дни. Края были затуплены и искривлены, стекло на циферблате треснуло. Феликс открыл их буквально на секунду, прежде чем снова закрыть.
– Он опаздывает. Не то, чтобы время действительно имело здесь значение. Можно с тем же успехом что-то съесть. – Он подошел к своему байку и начал расстегивать застежку кофра. – Я тут достал несколько протеиновых батончиков, если ты захочешь. Без наркотиков.
Брат Адель был неправ. Время здесь имело значение, вот почему Яэль встала за ним тенью, пока он говорил. Она вытащила свой пистолет, уставилась на мышцы спины под тонкой хлопковой рубашкой Феликса. Уже пропитавшейся потом под утренним солнцем.
У него добрые намерения. Он любит свою сестру. Он этого не заслужил.
– Странно. Я думал, что упаковал их где-то здесь, – бормотал себе под нос Феликс, копаясь в кофре, который был не его.
«Просто выруби его», – стучал пульс Яэль. – «Покончи с этим. Быстро».
Ее рука с пистолетом превратилась в камень. Она не могла заставить ее двигаться.
Руки Феликса замедлились. Мышцы спины напряглись.
– Это… это твои вещи.
«Слишком поздно». – Брат Адель поворачивался. – «Сейчас или никогда».
Песок брызнул из-под сапог Яэль, когда она бросилась на юношу. Феликс не сопротивлялся. Он даже не пытался защитить себя, когда она ударила его пистолетом – удар по черепу, от которого брызжут искры из глаз. Он рухнул на землю.
Яэль дрожала и ощутила привкус желчи во рту, но работала быстро: собрала оставшиеся вещи из песка, откопала заднее колесо мотоцикла, упаковала до верху свой кофр. Феликс все так же лежал без движения, лицом вверх, руки раскинуты в разные стороны. Со стороны выглядело так, будто он пытался сделать песчаного ангела.
Жара пустыни нарастала, один жестокий слой за другим. Яэль знала, что пройдет много минут, может быть даже часов, прежде чем Феликс очнется от удара, которым она его наградила. Слишком долго, чтобы лежать под высоким африканским солнцем. Поэтому она потратила несколько дополнительных минут, чтобы перетащить его в палатку. «Черт, он тяжелый для такого жилистого парня! Одни мышцы!» – думала Яэль, пытаясь не смотреть на ужасный синяк, что уже наливался у его глазницы.
Затем она оставила его там. И поехала.
Вождение мотоцикла по песку было похоже на бросок через воду или бег во сне. Невероятно медленно. Яэль потребовалось несколько попыток, чтобы выровнять колеса «Цюндаппа» и заставить их двигаться. Каждый раз, когда колеса поворачивались и зарывались глубоко в песок, ей приходилось соскальзывать. Выкапывать его, применяя силу и кропотливую технику. Это была изнурительная, тяжелая работа.
Постоянная скорость была ключом. Она скользила всю дорогу на задней части сиденья, найдя идеальный баланс, так что её вес не утапливал колеса.
Путь был долгим, шероховатым, горячим. Но она двигалась. Яэль позволила солнцу направлять ее, проверяя свой путь на восток. Она знала, что была на правильном пути, когда проехала мимо палатки Луки. Его голова высунулась на гул ее двигателей. Как и каждый другой гонщик он устроил привал, ожидая пока пройдут обслуживающие фургоны с дальнейшими инструкциями. Он брился, его челюсти была наполовину замаскирована сливочной пеной. Яэль знала, что будет наслаждаться выражением его лица – открытый
