Цуда Кацуо: 5 дней, 6 часов, 24 минуты, 11 секунд.
Кацуо не смотрел на свои цифры. Его взгляд заострился на Яэль, когда он слез со своего байка. Это был взгляд охотника: жаждущий и злой за очками. Яэль встретила его, удержала, прокусив финиковую косточку так сильно, что боялась, что ее зубы могут сломаться.
Наконец, юноша повернулся. Вышел без слов.
– Ты теперь в центре внимания, фройляйн. Может, ты и отлично справляешься сама, но никто не проходит эту гонку самостоятельно. – Лука снял скрещенные ноги со стола, наклонился к ней. Ближе, ближе. Пока Яэль не почувствовала щетинки его небритой челюсти, густой аромат кожи его куртки. И хотя солнце над ними нещадно палило, Яэль ощутила, как мурашки запели у нее прямо под кожей, угрожая вырваться на свободу. Адреналин. Страх. Что-то еще.
Что-то большее.
Губы Победоносного были так близко к уху Яэль, что ему оставалось только прошептать:
– Скоро, очень скоро, я тебе понадоблюсь.
Глава 15
Тогда. Четвертый волк: Аарон-Клаус. Часть 1. Осень 1949
Яэль была одинока.
Были месяцы, проведенные в лесах, где она ела грибы и ягоды и слушала вой настоящих волков. Были ночи, спрятанные в сеновалах, где она жевала лошадиный овес и засыпала под колыбельную мычания коров. И недели дорог, дорог, дорог. Еда была лучше в городах – буханки хлеба, связки колбас, яблоки, блестящие, как коса – но их охраняло так много глаз. Почти невозможно было украсть и не попасться.
Вместо этого она крала деньги. Яэль обнаружила, что ей нравится обчищать карманы. Это было нетрудно, особенно в Германии. Она была светловолосая, маленькая и оставалась незамеченной в толпе. Она охотилась на берегах реки Шпрее, где пары ходили рука об руку и стаи школьников носились как бешеные.
Яэль всегда наклонялась к краю реки, ее пальцы беспокойно теребили края рукавов ее свитера, пока она смотрела и ждала, что деньги медленно придут к ней в виде золотых часов и кошельков.
Лучше всего, когда школьники проносились мимо. Яэль могла сделать вид, что она одна из них. Оступаясь, натыкаясь на некое германское плечо, используя ту секунду шока, чтобы опустить свои пальцы им в карманы, умоляя простить ее и сбежать. Богаче на рейхсмарки.
Она всегда избавлялась от кошельков ниже по реке (всплеск, пошел на дно, исчез). Банкноты и монеты она засовывала в свой карман, к маленькой кукле. Она меняла лицо и одежду в уголке под мостом и шла покупать хлеб.
Это была хорошая система. Яэль редко голодала.
Но однажды она совершила ошибку.
Молодой человек был очевидной мишенью. Его руки были полны посылок и конвертов. Он шел так быстро, что его пальто разметалось по сторонам. Слишком спешивший, чтобы заметить красоту течения реки Шпрее или лодки, которые раскачивались, как сгорбленные чайки вдоль стены.
Было еще слишком рано для школьников, и набережная реки странно пустовала. Не было толпы, в которой можно было раствориться.
Она должна была позволить ему пройти.
Но это был один из тех редких дней, когда Яэль была голодна (толпы были скудными всю неделю, и она потратила свои последние рейхсмарки на новый свитер с достаточно длинными для ее растущих рук рукавами). Голод еще не был отчаянным или грызущим кости, но он был, собирающий глухие боли в желудке. Пустынные места, недостающие кусочки.
Яэль ненавидела ощущение пустоты.
Поэтому, как только молодой человек прошел мимо, она шагнула в него.
Столкновение было мощнее, чем она ожидала. Посылки молодого человека упали; его конверты закружились. Он упал на колени и начал собирать их, прежде чем Яэль смогла пробормотать извинения и проскользить пальцами в его карман.
Она опустилась на колени рядом с ним. Схватила ближайший конверт правой рукой и залезла в карман другой. Яэль почти закончила, когда заметила печать на конверте, который держала.
Птица с сломанным крестом.
Он был одним из них.
«БЕГИ ЖИВИ ИЗМЕНИ ВСЕ УБИРАЙСЯ УБИРАЙСЯ УБИРАЙСЯ НЕ ПОЗВОЛЯЙ ЕМУ УВИДЕТЬ»
Яэль выдернула свою руку (без кошелька) и попыталась убежать. Но национал-социалист наблюдал. Когда ее рука вырвалась, он поймал манжеты ее свитера.
Сначала задрал рукав. Показалась ее кожа. Яэль крутанулась и остановилась, и время замедлилось, заледенело при виде ее чисел. Они светились чернее, чем когда-либо в сумеречный час. Там, там, там, под скорбным голубым небом, чтобы все видели.
Молодой человек схватил ее запястья, читая чернила, темные, как его марка Рейха.
– Я вижу, – медленно сказал он.
«УБИРАЙСЯ УБИРАЙСЯ»
Она пыталась вырваться, но хватка национал-социалиста была слишком сильной.
Молодой человек осмотрел берег реки. Все еще пустой, не считая разбросанных пакетов у его ног. Его пальцы ослабили захват – недостаточно, чтобы Яэль убежала, но достаточно, чтобы его следующие слова приобрели особое значение:
– Я не собираюсь причинять тебе боль.
Это заставило ее взглянуть на него (по-настоящему посмотреть, не только как на цель или врага). В его чертах еще можно было угадать мальчишку: нервное Адамово яблоко, акне, высыпавшее на полных щеках. На первый взгляд его глаза были синими, но не вполне, если действительно присмотреться. В его взгляде была мягкость, которой она не ожидала.
– Я могу помочь тебе. – Молодой человек отпустил руку Яэль. Он начал закатывать свой рукав.
Это был ее шанс сбежать. Вернутся к одиночеству.
Числа снова ее остановили. Но на этот раз они принадлежали не Яэль.
Они принадлежали национал-социалисту.
На левом предплечье – между косами пульсирующих сине-зеленых вен – 115100A… Такие же черные, небрежные и постоянные, как ее собственные.
– Ты позволишь мне помочь тебе? – спросил он.
И она ответила: снова опустилась на колени на землю и начала поднимать конверты с орлами на штампе. Молодой человек, не – национал-социалист, потянул рукав обратно вниз и кивнул на голые руки Яэль.
– Прикройся и следуй за мной, – сказал он.
Так она встретила Аарона-Клауса.
Яэль была поражена, как много молодой человек знал. О себе. О мире.
Его настоящее имя было Аарон Майер. Родился в 1933 году в семье прачки и портного в небольшом баварском городке. Его детство было заполнено желтыми звездами – пришитыми на одежду, вставленными в окно магазина его отца – и битым стеклом. Ему было десять, когда поезда забрали его.
Его ненастоящее имя было Клаус Фруэ. Родился в 1933 году в семье часовщика и домохозяйки в Мюнхене. Его детство было заполнено свастикой – прикрепленной к его петлице, занавесившей окно магазина его отца – и «Кровь и честь!» Ему было десять, когда он вступил в Гитлерюгенд.
Аарон Майер выживал в лагере смерти целый год. Один из офицеров забрал мальчика из рядов, чтобы тот помыл ему дом, выполол сорняки. Жена офицера очень сильно полюбила мальчика. Она спрятала его в пустой грузовик доставки.
Сопротивление нашло его, кормило его, дало ему документы.
Клаус Фруэ начал свое существование.
Аарон-Клаус не мог быть реинтегрирован, как
