Они дружно выпили портвейн, прервав на минуту курение. Потом задымили с удвоенной силой. Яна чувствовала странный покой, прямо-таки умиротворение. Ее мысли блаженно текли, не стянутые железным обручем какой-либо проблемы или задачи, текли также естественно, как несет свои воды река. Ее душа мурлыкала, впервые за много дней обретя собственную музыку, собственный разлив. Ничто ее не тяготило, она плыла по жидкому янтарю портвейна, уносимая несбыточными мечтами, благославляя их несбыточность и пустопорожность.
– У нас с тобой разные ведомства, – продолжала Яна терапию, – мы не конкуренты. Наоборот, мы до сих пор успешно сотрудничали.
– Только я это делаю за зарплату, – снова взвинтился Руденко, – а ты… Сколько ты берешь с клиента?
Он опустил глаза. Ему вовсе не хотелось, чтобы Яна заподозрила его в самой обыкновенной зависти, но и сдержаться он не мог. Раздираемый этими противоречивыми чувствами, Три Семерки не придумал ничего лучше, как обратить взоры на свои башмаки. Он даже наклонился, как бы поправляя штанину.
– Я не виновата, что государство таким образом оплачивает твой труд, – Янино блаженство рассеялось, как стайка утренних облачков, – а сколько я зарабатываю, это уж мое личное дело. Прости, я думала, наши отношения выше мелкого расчета.
– Легко тебе говорить, – Руденко закурил новую сигарету, – ты спросила у своих карт, они тебе ответили, а тут бегаешь весь день, да еще на планерке у начальника подзатыльники ловишь.
Он не смотрел на Яну, его взгляд петлял между столами, стульями, сейфом и старым выцветшим плакатом «Памятка милиционера». Отступать он явно не желал, но и лезть на рожон не смел. Яна кивнула на бутылку, чтобы разрядить обстановку.
– Давай еще по маленькой, – она тоже закурила новую сигарету.
Три Семерки с великой готовностью плеснул в стаканы остатки вина.
– А этот портвейн ничего, – миролюбиво улыбнулась Яна, – пить можно, особенно в дружеской компании.
Она вперили в немного смущенного Руденко испытующий взгляд.
– Ага, – неловко улыбнулся лейтенант, – давай.
Они выпили и снова заговорили.
– Как тебе этот Гулько, верить ему можно? – спросила Яна.
– А ты сама с ним побеседуй, – ухмыльнулся Руденко.
– Побеседую, – Яна переложила ногу и уставилась в окно.
Она видела кирпичную стену здания и в окне – мельтешение силуэтов. Кусок тусклого неба маячил между домами, вызывая уныние и скуку. И тут в кабинет стремительной походкой вошел Самойлов.
– Почему без стука? – одернул его Руденко, решивший, очевидно, выместить свою досаду и недовольство на подчиненном.
– Так я ж с этим… – оторопел сержант.
– Ладно, давай!
Самойлов достал из сумки пакет с «пээмом».
– А чего его смотреть, – заморгал Руденко. – В лабораторию – снять пальчики и на баллистическую экспертизу, – зычно скомандовал он.
– Сеня, можно мне его на минутку? – взмолилась Милославская. – Я осторожно, даже разворачивать не придется. Я же тебе говорила: психометрия.
– У тебя психометрия, – сдавленно произнес Руденко, – а у меня план горит. Неси в лабораторию, чего стоишь? – прикрикнул он на растерявшегося Самойлова.
Тот выбежал из кабинета.
– Меня интересуют отпечатки, – начальственным тоном заявил Три Семерки, – мне время экономить надо.
– Две минуты роли бы не сыграли, – с упреком посмотрела на него Яна, чувствуя, что просить его бесполезно.
Она нащупала в кармане колоду карт. Пока Руденко рассеянно смотрел в бумаги, пряча глаза, она достала карту «Внушение». Ее посетила дерзкая идея – внушить Руденко не то чтобы жалость или сострадание, а склонить его к тому, чтобы он разрешил Яне «поупражняться» с пистолетом. Она сдавила карту в ладони и затаилась. Пробовала настроиться на лейтенанта, увидеть его ауру. Нет, все напрасно. Карта не работала. Яна еще не отдохнула после того, как «заглянула» в прошлое.
– Ты чего молчишь? – покосился на нее Руденко.
– Мне нужен адрес офиса, где работал Санталов, – холодно произнесла Яна.
– Сослуживцами покойного заняться хочешь? – Руденко стал собран и официален.
– Поговорить, – Яна загасила сигарету в хрустальной пепельнице с отбитым краем.
Руденко достал лист из серой папки, черкнул на нем несколько цифр.
– Это телефон, а вот адрес, – он принялся выписывать название улицы и фирмы.
– Ты так старательно пишешь, словно диктант в школе, – усмехнулась Яна.
– Не можешь ты без замечаний, – по-медвежьи качнул головой Руденко.
– А ты без вредности, – Яна взяла лист, не поглядев, свернула его в четыре раза и сунула в карман. Потом встала со стула. – Спасибо на добром слове. Не смею больше докучать.
– Да ты постой, – спохватился Руденко.
– Когда принесут результат экспертизы, не забудь вспомнить, как именно пистолет попал тебе в руки, – насмешливо процедила Яна. – Бывай!
Она в ускоренном темпе покинула кабинет.
– Ты в офис от меня позвонить можешь, – выскочил за ней в коридор Руденко. – Чего злишься-то? Я ж человек подневольный… Смурыгин Виктор Сергеевич – заметитель Санталова. Позвони вначале!
– Всего доброго, – белозубая улыбка, которую Яна изображала в особо торжественных случаях, сверкнула в темноте коридора, точно молния.
Разбор мерзкого поступка лейтенанта Яна оставила на потом. Она не стала звонить в офис, договариваться о встрече. Смурыгин, сказал Руденко, что ж, она попробует с ним поговорить. Тем более что риэлторская фирма – Яна достала из кармана бумагу – «Уют» находилась неподалеку.
Яна шла по облитым ледяным сиянием тротуарам и тихо, про себя, проклинала глупое упрямство Руденко. «Это же в его интересах! Вот придурок!» Мимо нее спешили люди, но она их не замечала. Она не стала, понятное дело, обсуждать с Руденко свою версию убийства. Тем более что он все равно бы счел Янины рассуждения абсурдом. Такой уж он был, этот Сеня, плескался на поверхности, не удосуживаясь заглянуть поглубже.
Янино видение, то, в котором она «присутствовала» пару мгновений на вечеринке, ясно говорило, что преступник проник с улицы. Кто-то из пирующих открыл ему дверь, или у него был дубликат ключа. Следовательно, убийство Санталова было спланировано. Кем же? Настей или Гулько, или Санталовой Оксаной? Сообщник остался в тени, его лица Яне увидеть не удалось. Да и невозможно это было – преступник был в маске. Итак, разберем мотивы.
Яна замедлила шаг, все глубже погружаясь в раздумья. Ее ноги скользили, но дискомфорта, причиняемого оледеневшими буграми и рытвинами, Яна не чувствовала. Мысли ее жили своей жизнью, в то время, как тело влеклось вдоль улицы, похожее на парусник, уносимый не крепким, но упорным ветром.
Больше всего резонов желать смерти Санталову есть у его жены. Но это можно предположить только в случае, если она действительно хотела его устранить и завладеть его богатством. У проститутки вообще никаких резонов нет. Если отбросить предположение, что она решила таким образом расквитаться за притеснения, чинимые Санталовым. С учетом того, что открыло ей видение вечеринки, нельзя сказать, что подобное возмездие, если оно возможно, явилось результатом мгновенной вспышки в сознании. Если до конца принять эту версию, то необходимо рассматривать произошедшее, как конечный пункт отношений между Санталовым и Настей. То есть, нужно предположить, что связь их имеет историю.
Отбросив же версию мести, можно допустить гипотезу о сговоре Насти и некоего лица с целью устранения Санталова. Такая цель должна была ставиться сравнительно давно. Вполне возможно, что Настя и ее напарник выжидали не один месяц, чтобы осуществить свои преступные замыслы.
