– А генерал Перунов? Тоже роль?
– А то! Он так осерчал на свою жену за её неверность! А Батя – попал под обиженную истерику. Ну а старшие эту тему развили. И придумали ему роль. Этакий внутренний критик. Критически воспринимает любой проект отца. Работа у них такая. Числиться врагами и кристаллизовать на себя, проявляя всех обиженных и оскорблённых.
– Проверка прокуратуры была фиктивной? И будет фиктивной?
– Боже упаси! Самой что ни на есть настоящей. Единственное, что – многое не стали обнародовать. Но провериться надо было. Многих сами наказали. Генеральную уборку надо проводить. Хотя бы раз в год. Перед Пасхой, например. Выметать вездесущий мусор и неизбежных паразитов.
– Как у вас всё странно устроено.
– Есть такое. Как в большой семье. Меж собой брешем, а чужой – нос не суй, порвём. Вот, некоторые говорят, что это устаревшие отношения. Общинные. Наш народ жил так тысячи лет. Так и выживал. А сейчас говорят – устарело. Как стали жить иначе – заболели. Гной так и лезет из всех щелей. Так, Игорь?
– Я не знаю, как это называется. Вешать ярлыки – кощеева забава. Я знаю, как правильно, а как не правильно. Что есть истинно, а что – дым обмана, – ответил мальчик. Он плохо поел – поковырял обед, теперь сидел, смотрел в окно.
– И это главное! Знать, что правильно, а что – ошибка, призрачный туман, мираж в пустыне, суть – ложь! – кивнул Миша, повторив: – Это главное!
После обеда сидели в своём купе и смотрели молча в окно. На пробегающие мимо деревни.
– Посмотри, Маша, как у нас народ плохенько живёт. Дорог нет, столбы электрические не в каждом селе. И это около железки. Мазанки, крыши соломенные, грязь непролазная! А в глубинке – там вообще ужас! Люди живут как при царе Горохе, зато – в космос летаем.
– Летаем? – удивилась Маша.
– Вопрос деталей, – отмахнулся Миша. Маша смотрела на него уничтожающе, как на таракана – и ещё врёт, что ничего не знает!
– Куда они в чужие страны лезут? Своя – как старуха у разбитого корыта. Да, понятно лучше воевать на чужой земле и таким отморозкам, как я, у которого бой – нормальное состояние, а не на улицах Москвы новобранцам от сохи да от музыкального ключа, но деньги вкладывать в чужие страны, отрывая от своих обездоленных? Не понимаю! Одно дело – возня разведок, куда без этих схваток большой игры? Но строить венграм новую жизнь, чтобы получить плевок в спину?
– А разве не надо им помогать? – спросила Маша.
– Моральной поддержкой! – Миша потряс над головой сомкнутыми кулаками. – Вчерашним пленным строим мосты за наш счёт, а у самих строителей – родители живут в землянках и вагончиках. Без электричества и связи. «Скорую» не вызвать! Да и не доедет ведь! Мы же мосты не у себя строим, а там! Тем, кто уже не раз шёл на нас войной.
– Если мы не будем помогать обездоленным, мы погибнем. Ибо это наша суть. Жить иначе мы не сможем. И не должны, – вдруг сказал Игорь с верхней полки.
Маша ожидала, что Миша, со своей армейской резкостью, осадит ребёнка, заткнёт его, указав на его возраст, но Миша лишь покосился наверх.
– Суть, говоришь? А эти? – Миша показал на очередной ряд чёрных избушек, проплывающих за окном.
– Не ценится полученное даром. Ценится достигнутое. Потом и кровью заработанное.
– Круто, конечно! Пафосно и красиво! Как раз в стиле Медведя. А если применительно вот конкретно к этим домикам?
– Если этим людям построить дома и просто выдать, обгадят до такого же состояния. Потому что дармовое, не своё, ничьё. Сами должны себе построить. Обеспечить надо, согласен, им возможность самим сделать себе ту жизнь, которую они хотят. Лестницу в небо или трамплин в вонючую лужу, но каждый – сам. Для того Богом и дана нам – воля! Насильно мил не будешь, насильно счастлив не будешь. Насильно в небо не загонишь – разобьются. Вот ты, защитник, тебя силком заставили жить в вечном бое?
– Жизнь заставила.
– Врёшь ведь! Вот, сидит – твоя суженая. Ты же сбежишь от неё в огонь и кровь.
– Сбегу! Но потом. Не сейчас. Не скоро, – Миша втянул голову в плечи, смотрел на Машу глазами провинившегося щенка.
Маша сунула ему под нос кулак, Миша поцеловал её пальцы.
«Вместе! – думала Мария. – Вместе! В огонь и – в воду! Хоть к чёрту морскому, но – вместе! Не отпущу одного!»
Ещё неделю назад она не знала этого человека. А теперь не представляла, как жить без него? Как она жила без него? Нет! Лучше вместе погибнуть, чем потерять его! Сбежит – в огонь и кровь? Только с ней вместе! Она тоже воин! И она докажет, что достойна быть всегда и всюду рядом с ним!
– А ты, дева, кто заставил тебя идти через боль? Что заставляет наступить самой себе на горло?
– Жизнь? – пожала плечами Маша.
– А обуздать своего зверя, терпеть безумие половое, ломать себя, беречь честь свою?
Голова Игоря свесилась с полки, пронзительные глаза проникали до печёнки, до того самого «зверя», что уже выл, желая сидящего напротив Мишу. Маша вскочила:
– А не мал ты для таких тем? – крикнула она в эти пронзающие глаза.
– Возраст – временная помеха, – голова Игоря скрылась. Он сел на полке, свесив ноги. – Не надо никого в рай гнать палкой. Надо пример показать. Как тебе, витязь, Медведь показал пример стойкости, жертвенности и любви. Как тебе, дева, твоя дева – двоюродная бабка – показала пример любви, чести и верности. Пойду я, подышу воздухом. Ты, Мария, не серчай на меня! Но и время не теряй. Михаил – человек служивый, сегодня с тобой, завтра – гадай, где?! Красивая вы пара!
Игорь хлопнул дверью, Маша пантерой прыгнула к двери, защёлкивая её на блок, потянула через голову костюм вместе с майкой, спеша похвалиться своей гордостью – грудью, оправленной в шикарное бельё, и впилась в мужа ненасытно. Пока он рядом. Пока долг не призвал её мальчика в бой.
Белоголовый мальчик стоял в накуренном тамбуре, уткнувшись горячим лбом в холодное окно. Сквозняк гонял его русые волосы, выбеленные солнцем. Сердце его трепетало от страха перед грядущим. Но глаза цвета холодного льда твёрдо смотрели на пробегающие километры его Родины.
Его путь начат. Будет он суров и долог. Ждут его испытания, потери, предательства, боль и отчаяние. Дороги и тропинки вероятного разбегались перед его взглядом, теряясь в тумане случайностей.
Волны эмоций, что испытывали молодожены, достигли его сознания. Он улыбнулся. Только потерявший всё способен так любить.
Ради этого, ради