«Ну, не так уж и бездумно, – решил Клэй, когда великан снова топнул, сотрясая землю, и раздавил в лепешку братьев Бездельников, всех пятерых одновременно. – Что же делать?»
Убить великана можно, но сложно: требуется время, точный расчет, подходящее оружие, а самое главное – невероятное везение. Иначе…
Внезапно шея великана ощетинилась десятком трепещущих арбалетных стрел. Монстр был ошарашен не меньше Клэя, но, когда в шее задрожал еще десяток стрел, а кровь брызнула фонтаном, великан закатил невидящие глаза и рухнул на колени.
Клэй уставился на летучий корабль, нависший над полем боя. Даже на большом расстоянии на черном борту можно было разобрать белые буквы.
В Кастию прибыла Живокость.
Глава 51
Осенний сын
Как давным-давно понял Клэй, человеческий разум воспринимает кровопролитие до определенного предела, а потом перестает замечать. И хотя человек сохраняет способность видеть и слышать, он обращает не больше внимания на происходящее, чем на проливной дождь за окном, потому что в сознание, переполненное видом жутких злодеяний, уже ничего не вмещается, – так, нельзя долить ни капли в чашу, до краев наполненную водой или вином. Или кровью.
На поле боя повсюду, куда ни глянь, царил сущий ад. Вот Злодей Ташино отразил мечом разряд молнии и тем же взмахом отсек пославшую ее руку колдуна. «Погубители» рубили ствол кренящегося древея, а с его узловатых ветвей слетали крошечные лучники-спригганы. Нил не такой уж и Млад метнул огненный шар в разверстую пасть гигантского червя, высунувшего голову из-под земли. Червя разорвало в клочья, а поскольку бóльшая часть туши находилась под землей, взрывом разметало не только комья грунта, но и стаю кобольдов, оказавшуюся поблизости. Деккарт Клируотер, прорвавшись сквозь сотню живых мертвецов, проломил череп повелевавшему ими могильщику. В глазах нежити погас голубоватый призрачный огонь, и мертвое воинство рассыпалось прахом.
Увы, далеко не всем улыбалась удача. Кровавый вепрь затоптал Неистовую Мэй Драммонд, а отряд гримлоков в стальных шлемах набросился на «Мечтателей». Слепого Тигра пронзила стрела, которой он, конечно же, не увидел. Циклоп, нагнувшись, ухватил окованный железом ковчег и опрокинул его. Тяжелая повозка завертелась, как перевернутый на спину жук; из нее вырывались клубы дыма и языки пламени.
Клэй то и дело озирался, но не мог ни отыскать Листопада в сумятице битвы, ни углядеть его виверну в небесах, где кружило множество жутких тварей.
Над полем боя парила «Темная звезда», из приливных двигателей вырывались облака пара. Гнилесильфы и летучие мыши испуганно разлетались или, сталкиваясь с заряженными парусами, сгорали дотла. Бочки смолы, уничтожившие «Срамной престол», теперь летели на Жуткую орду; взрывы протянулись вереницей, один за другим, уничтожая сотни чудовищ за раз.
Дива и ее приспешники в алых рясах соскользнули по веревкам, спущенным с бортов. Приспешников было гораздо больше, чем помнилось Клэю. Он очень надеялся, что на корабле больше никого не осталось, потому что теперь было очевидно, куда направляется «Темная звезда».
Тяжелый фрегат с грудой смоляных бочек на носу врезался прямо в физиономию второго великана. В небе как будто вспыхнуло еще одно солнце, а за вспышкой последовал взрыв, от которого у Клэя зашатались зубы.
На землю посыпались горящие обломки корабля, и все на поле боя на миг оцепенели. Великан качнулся вперед, наемники перед ним бросились врассыпную, а он внезапно откинулся назад, и лавина мяса и костей погребла под собой полчища нечисти. Землю основательно тряхнуло, чудовища повалились в разные стороны, будто плошки со стола, сметенные рукой божества.
Клэя тоже сбило с ног. Он лежал, переводя дух, и глядел, как светлеет небо, лишенное грозной тени двух великанов. Тут на него слетело блестящее черное перо. Он перевернулся, подтянул колени и вскочил, готовясь (хотя и совершенно неготовый) к возмездию Живокости.
Ее приспешники в развевающихся алых рясах спрыгнули прямо в стаю диких орков и тут же сцепились с ними, расчищая место для приземления своей госпожи.
Дива, раскинув крылья, опустилась на землю; когти железных сапог гвоздями впились в грунт. Тускло блеснула коса, белесая, как зимнее небо, и новая рука Клэя засвербела. Судя по всему, арбалетная стрела Баррета не нанесла диве особого вреда. Сложив крылья, Живокость метнулась к Ганелону.
– Ну ты и копуша, – сказал южанин.
– Да пошел ты, – ответила она, стукнув по земле концом рукояти, как завоеватель, покоривший язычников.
Поцелуй был внезапным, как молния, и яростным, как шторм. Железные когти сжались на горле Ганелона. Рукой в латной перчатке он схватил диву за волосы. Она прокусила ему губу.
Наконец они разомкнули объятья.
– Ох, ради милостивой Весенней девы! – вздохнул Гэбриель. – Оказывается, не только я обожаю играть на публику. Вы как, закончили или…
– Пока закончили, – заявила Живокость, глядя на Ганелона, будто палач, ненадолго отложивший орудия пытки.
– Пока закончили, – кивнул Ганелон, растянув окровавленные губы в улыбке.
Гэбриель вскинул меч:
– Вот и славно. А теперь надо отыскать…
Клэй догадывался, чье имя хотел произнести Гэбриель, но Листопад нашел их первым.
Виверна ударилась о землю, как якорь, брошенный на мелководье. Захлопали черные крылья, ошметки тел разлетелись во все стороны. Когти и шипы пронзали наемников, будто соломенные чучела. Шипастый хвост проткнул грудь одному из монахов в алой рясе, поднял его в воздух. Бедняга жутко завопил, давясь струей ядовитой пены. Ашатана небрежным взмахом стряхнула его с хвоста, ткнула мордой в следующего монаха и впилась в него, разворотив тело от горла до живота и выедая дымящиеся внутренности.
Остальные монахи, повинуясь колдовскому очарованию дивы, встали живым заслоном между виверной и своей госпожой. Площадка, расчищенная для Живокости, по-прежнему пустовала – грандуальские наемники благоразумно нашли себе других противников, благо их было хоть отбавляй, а подданные Листопада сторонились и огромной черной виверны, и ее наездника.
Листопад. Осенний сын.
Герцог Крайнийский сменил обтрепанный багровый плащ на серебристо-зеленый чешуйчатый доспех. Левую руку закрывали багряные металлические пластины, соединенные с оплечьем, а на голове красовался шлем, такой же серебристо-зеленый, как доспех, с раструбами, прикрывавшими прижатые уши. От лба к затылку гребнем спускалась полоса длинных ало-оранжевых листьев.
Если честно, то шлем с виду был ничего так, вполне подходящий для какого-нибудь лесного царя. Ну, Клэй видывал и похуже.
– Гэбриель, – окликнул Листопад со спины виверны и указал на поле боя, – это все твоих рук дело?
Гэбриель помотал головой:
– Не я первым начал войну. Не я устроил осаду Кастии. Не я грозился уничтожить Престолы, если они посмеют вмешаться в происходящее. Это все ты, Листопад. Или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Отступником?
Друин утратил заносчивость быстрее, чем обнищавший аристократ, к которому явились ростовщики. Он раскрыл было рот, но тут его разномастные глаза углядели косу, наподобие флага воткнутую в пропитанную кровью землю. Под маской напускной невозмутимости на лице друина заметались самые противоречивые чувства, как акулы на мелководье.
– Ашатана, – повелительно произнес Листопад, и виверна, присев, наклонила голову.
Друин соскользнул на землю, нырнул под кожистое крыло и вытащил из ножен за спиной первый меч. Клэй уже видел этот клинок в Линдмуре; Сумрак говорил, что он зовется Скверна. По черной обсидиановой поверхности струились светящиеся, будто расплавленные, изломы, а воздух над ними дрожал от жара. Виверна пронзительно взревела, запахло застарелой кровью, и по телу Клэя прошла судорога какого-то животного, первобытного страха.
Монахи рванулись к Листопаду, а Живокость взглянула в небо, и Клэй сообразил, что вот-вот случится неладное.
Из серых туч к земле неслась стая черных виверн, извивающаяся воронка вихря из крыльев, когтей, клацающих челюстей и хриплого
