В комнате ученого горел свет: желтоватая дорожка от него стелилась из-под двери.
Ван Агтерен взялся за дверную ручку. Она была теплой.
Спустя мгновение он очутился в кабинете.
Эйлин, обнаженная, стояла к нему спиной. Ван Агтерен не сразу понял, что ее ступни не касаются пола. Девушка парила в воздухе.
Клубящиеся за нею тени пронизывала тьма, исходящая от некоей субстанции, что высилась подобно статуе из черного стекла, а внутри нее проглядывало бескрайнее множество всевозможных углов и искристо пересыпались сотни тысяч звезд.
Субстанция хотя и имела вид чего-то осязаемого, вместе с тем была полой, поскольку таила в своей утробе вихреобразную пустоту, из которой на ван Агтерена были уставлены блестящие россыпи глаз.
На бюро Схюлера как ни в чем не бывало лежала книга, как будто вовсе не она нынче вечером утонула в буроватых водах канала.
Тело Эйлин сделало оборот вокруг своей оси (непонятно, по своей или по чужой воле).
Ван Агтерен обомлел.
Глаза на лице его возлюбленной отсутствовали, причем само лицо девушки расходилось сетью трещин, которые начинались вокруг пустых глазниц. Эйлин смахивала на куклу, которую в припадке ярости ударили молотком. Внезапно ее плоть стало полосовать невидимое лезвие, отчего тело Эйлин обильно засочилось кровью – и живот, и груди, и бедра. Ван Агтерен увидел, как на ее коже формируются очертания, напоминающие береговые линии неизвестных континентов и карты неведомых созвездий.
И все это время позади нее недвижимо высилось то глыбистое создание, имеющее сходство со стеклянно-обсидиановым человеком.
– Йохан, – изрекла вдруг Эйлин, – та книга содержит миры.
Она расставила руки и ноги. Сзади нее мощно брызнуло осколками стекло, с сыпучим звоном посылая мириады осколков прямо сквозь Эйлин, и на секунду она превратилась в существо из плоти и минерала, дрогнув в тот момент, когда ее душа покинула свою живую оболочку.
Потом все вновь замелькало, и ван Агтерен зажмурился и инстинктивно заслонился руками, испугавшись, что осколки сейчас пронзят и его.
Но ничего подобного не случилось.
Когда он открыл глаза, вокруг была только кровь.
* * *Женевер закончился. Близился к концу и рассказ ван Агтерена.
– Вы мне верите? – с легким вызовом спросил он.
– Да, – вырвалось у Кувре.
Слова слетели с его губ еще до того, как оформились у него в голове.
– Как же вы поступили? – добавил он.
– Бежал, – ответил ван Агтерен. – Эйлин осталась в кабинете отца, а я кинулся к себе и был таков. Думаю, меня наверняка обвинили в убийстве, а то и в колдовстве. На меня начали охоту. Но им меня не взять.
– Почему? Вы собираетесь покинуть страну?
– Нет, отсюда мне не уйти. Да и незачем. Грядет иное. Где бы ни пребывала Эйлин, там же до исхода этой ночи суждено оказаться и мне. Я чувствую, что моя участь неизбежна.
– Тот, кого я недавно видел снаружи…
– Продолжайте.
– Он связан с вами, верно? Но кто это? Лично вы как считаете?
– Вы служили Генриху Наваррскому?
– Да.
– Вы страшились его?
– Иногда.
– А ведь Генрих даже не великий король, – уныло усмехнулся ван Агтерен. – В будущем он им, вероятно, и станет, а пока… Он был вынужден бежать, опасаясь быть уничтоженным силою, его превосходящей. Каждый правитель видит везде своих врагов – какую-нибудь именитую персону или же кого-то, в ком течет королевская кровь… Короли бывают всемогущими, по крайней мере, на этом свете… их не страшится лишь Господь, во всяком случае, так я некогда считал.
А боится ли Господь Дьявола? Трепещет ли он пред Королем Преисподней? Вот над чем я нынче размышляю. Поскольку, если бы это было в Его силах, разве бы Он не стер с лица земли ту сущность, которая отняла жизнь у Эйлин? Неужто Он не уничтожил бы ту книгу или не воспрепятствовал тому, чтобы она оказалась найдена? Он что – излишне жесток и беспечен? Или же есть создания, угрожающие даже Его власти?
– Вы рассуждаете как еретик, – произнес Кувре.
– А в ереси вы, гугеноты, большие знатоки, – кольнул ван Агтерен.
– Вы правы. А что, кстати, стало с фолиантом?
– Он исчез.
– Интересно, куда?
– Но вам уже известно о том, какая мне уготована судьба, – покачал головой ван Агтерен. – Полагаю, что сейчас о книге не стоит говорить.
Кувре не ответил. В том не было необходимости.
Ван Агтерен встал из-за стола.
– Куда вы направитесь? – спросил его Кувре.
– Хочу прогуляться напоследок, благо еще есть такая возможность. Спасибо, что выслушали мою историю.
– Но я никак не пойму, зачем вы решили поделиться ею именно со мной, – признался Кувре.
– А мне кажется, что вы давно все поняли, – возразил ван Агтерен. – Вас я выбрал потому, что от вас, как и от меня, веет духом преследования, гонимости. Ну еще и потому, что вам не везет, – добавил он.
Кувре проводил его взглядом. Когда ван Агтерен прикрыл за собой дверь, в таверну ворвался снопик снежинок и растаял на полу.
Более Кувре никогда не слышал о ван Агтерене.
* * *Поутру Кувре получил долгожданное известие, что его корабль в полдень отплывает в Англию. Сложив свои пожитки, он расплатился с хозяином гостиницы за то, чтобы его вещи на телеге доставили в порт.
Кувре плотно позавтракал и за час до отплытия прибыл на причал. Корабль оказался тихоходным одномачтовиком, предназначенным не для скорости, а для перевозки крупного груза. Походным ложем для Кувре была принайтовленная к обшивке широкая доска с жесткой подушкой, занавесью от остального трюма служила мешковина, свернутая в рулон под шпангоутом. Он был единственным пассажиром на борту.
Кувре стоял на палубе и смотрел на удаляющийся Амстердам. Возвращаться на континент он не собирался.
Вояж оказался долгим. Полностью загруженный бот мог идти на скорости не больше двух миль в час, при этом от Амстердама до Лондона было почти триста морских миль. В пути Кувре преимущественно дремал или читал. Еда была простецкая, но сытная. Помогало и то, что путешественником Кувре был опытным и неприхотливым.
В последний вечер, когда на море опустились сумерки, Кувре, очнувшись от дремоты, внимательно посмотрел на опавшую мешковину над пустым спальным местом, которое как раз находилось напротив него.
Кувре удивился: ему показалось, что за занавеской из мешковины он различает какое-то движение. Придерживаясь за край своего лежака, Кувре шатко встал и некоторое время осваивался с качкой. Затем он побрел к соседнему спальному месту и вдруг остолбенел – из-за занавески, клубясь, стал растекаться черный дым. Точнее, то был не дым, а нечто вроде дегтя или чернил. Расплываясь из-за мешковины, они липли к потолку, обшивке и переборкам. Сгустки тьмы жадно и неотступно поглощали все вокруг…
Кувре очнулся вторично, вынырнув из кошмара столь резко, что больно ударился головой о переборку. Когда из глаз перестали сыпаться искры, он сел на край доски и уставился на спальное место напротив. Мешковина свисала рваными лентами, словно ее разодрали
