Молодой человек, разумеется, вежливо проводит меня к уличному киоску с комиксами и бульварными романами: дескать, глядите, мистер, сие чтиво прекрасно соответствует вашему умственному развитию. Однако встретил меня учтивейший юноша со сложением нападающего регби. Он предложил мне присесть (я даже успел изучить тесноватое помещение, заваленное бумагами и книгами), а затем выслушал то, с чем я к нему пришел. С собой я принес квитанции недавних покупок Молдинга, заполненные столь корявым почерком, что их содержание оказалось для меня сущей абракадаброй.
Клерк, представившийся как Ричардс, в случае неудачи с книготорговлей или наукой мог бы зарабатывать толкованием древних санскритских рукописей – вывод, сделанный мной из той легкости, с какой он разбирался в паучьем почерке.
– Это рука старого мистера Блэра, – определил он. – За годы я хорошо с ним освоился.
– А мистер Блэр тут? – поинтересовался я.
На лице моего собеседника мелькнула неловкость.
– Боюсь, мистера Блэра здесь больше нет: с месяц назад он отошел в мир иной.
– Жаль.
– Ему было девяносто два.
– Тем не менее весьма прискорбно слышать.
– На работу мистера Блэра принял мистер Стифорд, наш отец-основатель, – объяснил Ричардс. – Он являлся последним звеном от основания магазина, если можно так выразиться. А почерк у него всегда был ужасным.
И клерк возвратился к списку.
– В покупках присутствует определенная схематика.
– Да? И какая же?
– В вашей квитанции указан экземпляр переписки Лейбница с Кларком[58], на английском впервые опубликованный в тысяча семьсот семнадцатом году, хотя очевидно, что издание более позднее. Для большинства читателей представляет интерес их дискутирование насчет природы пространства и, скажем так, времени. А вот «Анализ ощущений» Маха от тысяча восемьсот девяносто седьмого года. Мах полагал, что реальны только ощущения и ничего более, если я верно его трактую. Хотя это не совсем моя область.
Ричардс зачитал еще какие-то имена, для меня мало что значащие.
– Вот Планк[59]. А это – Эйнштейн, нынешняя восходящая звезда. – Ричардс неожиданно нахмурил лоб. – Мистер Молдинг, оказывается, заказывал и ряд трудов Уильяма Джеймса![60] Из них некоторые выходят за наши обычные представления о реальности. «Записки Американского общества психических исследований», том третий. «Многообразие религиозного опыта». «Воля верить и другие эссе по популярной философии». Любопытный опус. Небезынтересный, однако со странностями.
Я ждал. Иногда собственное терпение меня попросту изумляет.
– Прошу прощения, – виновато улыбнулся Ричардс. – Материал и впрямь восхитительный. Джеймс ссылается на нечто именуемое им «мультивселенной». Некое гипотетическое множество возможных вселенных, включая и ту, в которой мы находимся. Но она – лишь крошечная часть.
– А что, по его мнению, находится в других вселенных?
– К сожалению, по Джеймсу я не специалист. Зато мистер Молдинг, похоже, сильно увлекся природой реальности. Занятие сложное – особенно для рядового читателя.
Я кивком поблагодарил. Было сомнительно, что я узна́ю нечто большее, а уж тем более пойму.
– Кстати, – спросил я невзначай, – вы не слышали о книготорговце Дануидже? Или о фирме «Дануидж и дочь», где-то в Челси?
– Что-то не припоминаю, – сказал Ричардс. – Хотя можно спросить у молодого мистера Блэра. Он знает всех книготорговцев Лондона.
И Ричардс поманил меня за собой. Преодолев несколько лестниц, мы очутились в отдельчике, посвященном психологии. За кассой благодушно поклевывал носом сухонький, в темном жакете старичок, которого, пожалуй, можно было бы поздравить с восьмидесятилетием.
– Это брат старого мистера Блэра? – поинтересовался я вполголоса.
– Как ни странно, нет, – тихо откликнулся Ричардс. – Они не только не родственники, а еще и антагонисты. Молодой мистер Блэр отказался даже внести деньги ему на венок.
Мистер Ричардс бережно разбудил мистера Блэра, который побудку воспринял благосклонно. Он искренне обрадовался, что кто-то желает с ним пообщаться. А возможно, он был рад и тому, что вообще пробудился. Он приближался к той черте, когда краткую дрему и вечный покой разделяет лишь зыбкая грань.
– Мистер Блэр, – почтительно обратился к нему Ричардс. – С вами хочет побеседовать мистер Сотер. У него вопрос насчет одного книготорговца.
Мистер Блэр заулыбался и закивал, сыпучим говорком выдав вереницу слов, из которых мне удалось уловить только два: «восхищен» и «поспособствовать». Они вполне меж собой уживались.
– Вы, часом, ничего не слышали о книготорговце по фамилии Дануидж – из Челси? – спросил я.
Лик мистера Блэра помрачнел. Голова мелко затряслась. Сухим сучком вздыбился указательный палец. Снова ручеек слов, но уже не говорком, а шипучим клекотом. Наконец, приметив, что я ничего не понимаю, он заговорил отчетливо и отрывисто, дробя речь на кирпичики:
– Ужасный человек, – проскрипел он. – А дочь и того хуже. Оккультисты адовы! Да, да. Старые книги. Скверные книги. Не наука. Совсем не наука.
Жестко пристукивая ногтем по прилавку, он подался вперед.
– Фетиши, адские, – прошипел он со всей возможной внятностью.
– Мне бы их адрес, – произнес я просительно. – Мне сказали, они в Челси, где-то у Кингс-Роуд.
Мистер Блэр снова принялся бормотать, после чего подтянул-таки клочок бумаги и элегантной вязью написал адрес. Я поблагодарил его за помощь и собрался уходить, но старик вдруг встал и с неожиданной силой сжал мне предплечье.
– Стерегитесь их! – надтреснутым дискантом воскликнул он. – Ох и скверное они племя!.. Держитесь подальше от дочки!
Я опять поблагодарил мистера Блэра, и он возвратился на свое место. Через минуту он мирно посапывал и клевал носом.
Ричардс был впечатлен.
– Таким возбужденным я его не видел со дня смерти старого мистера Блэра, – подытожил он.
6
Следующим пунктом в моем списке значилась контора Куэйла. Я должен был доложить ему о прогрессе или сообщить об отсутствии оного. Однако Куэйла на месте не оказалось, а сидел только Фонсли, строча авторучкой сочащуюся юридической казуистикой писанину (примерно таким же образом шальная курица корябает землицу в поисках завалявшегося зернышка).
– Долго вы сюда добирались, – ядовито поддел он, вероятно, в порядке приветствия.
– Как понять «долго»? – зароптал я. – Я отсутствовал два дня! Я вам что, чудотворец?
Фонсли постучал по настольному календарю. Тот был сделан из плашечек слоновой кости, перекидываемых согласно дню, месяцу и году. На календаре значилось пятнадцатое октября.
– Что-то у вас с календарем неладно, – заметил я.
– Мой календарь никогда не ошибается, – заявил Фонсли.
Я тяжело опустился на стул возле стены. Значит, уже неделя пролетела? Невероятно. Быть такого не может. На поезд я сел восьмого числа. У меня и билет остался в кармане. Я специально сберег его для Куэйла как расходный документ. Я растерянно обыскал карманы, бумажник, но билета не нашел – надо же, запропастился.
– Вид у вас нездоровый, – заметил Фонсли.
– Недосып, – буркнул я, уставившись на календарь.
Что же со мной стряслось?
Губами Фонсли молчаливо жевал вопрос, а затем пытливо посмотрел на меня.
– Вы, часом, не…?
Он умолк. Тень Крэйглокхарта[61] нависла над нами столь явственно, будто психическая лечебница раскинула свои
